Прыжок леопарда

Вечер быстро убегал как неопытный и растерянный полководец с поля битвы, потеряв контроль над войсками, теряя свои багровые краски и уступая ночи все пространство небосклона, медленно, но неизбежно заполняемого иссиня-черной пустотой, расцвеченной мириадами звезд. Крупные и совсем малюсенькие, они, словно опытные и проверенные в боях воины, рассыпались по небу в каком-то своем одному Господу известном порядке. Ущербный месяц, как и подобает победителю, солидно и степенно сиял в небесной выси, озаряя раскисшие поля и изрытые сотнями ног холмы, нестройные и хаотичные ряды палаток, шалашей и навесов, подсвечивал костры каким-то удивительным оттенком замерзшего серебра.

Филиппа что-то тяготило весь вечер. Он даже не мог передать все ощущения, томившиеся в его сознании, но мог твердо сказать, что это были смутные и тревожные предчувствия чего-то страшного, дикого и несуразного, но, вместе с тем, неизбежного.

После затянувшегося ужина он, как всегда, пошел проверять караулы и заниматься назначением ночной стражи, пытаясь хоть как-то обезопасить это неорганизованное скопище людей, животных и имущества.

Этому были веские причины. Вот уже с неделю как начались непонятные воровства и потравы. Рыцари в один голос твердили о том, что это, скорее всего, дело рук местных горожан и крестьян, озлобленных долгим пребыванием войска в их краях.

«Вполне вероятно, – подумал про себя де Леви во время вечернего развода караулов, – мы уже до печенок их всех достали…»

Но, тем не менее, он почему-то именно сегодня решил не усиливать охранение центра лагеря, удвоив караулы не возле палаток принца и герцога Гильома, а строго по всему периметру.

Первая вечерняя стража заступила с получасовым опозданием, о чем себя отругал Филипп, задержавшись на ужине. Вместо восьми часов вечера, караулы стали расходиться по периметру и только к часам девяти смогли занять положенные посты. Он еще раз прошелся, почти пробежался по засыпающему войску, влепил нагоняи особо разбушевавшимся воинам, приструнил группу проституток, особенно бесцеремонно и похабно предлагавших свои прелести рыцарству и прислуге, после чего, не вполне довольный собой, побрел к себе в палатку…

Хаотичный приток и отток вспомогательных войск настолько усложнил контроль, что Филипп то и дело удивленно всматривался в неизвестные ему группки воинов, рассевшихся возле костров и занимавшихся кто чем…

Походные кузницы не прекращали свою работу допоздна, шорники и портные чинили и штопали, создавая непревзойденную ауру упорядоченности, умиротворения и рабочего покоя.

Филипп вошел к себе в палатку и устало повалился на скрипучий деревянный тюфяк, наскоро набитый сеном и заваленный грубо выделанными овчинами. Раздеваться почему-то было лень. Он сбросил пояс с прикрепленным к нему кинжалом, стащил перевязь меча и поставил его рядом с тюфяком, зевнул и, наскоро прошептав слова молитвы, стал пытаться заснуть, ворочаясь с бока на бок, словно собака на матрасике, перед тем как заснуть.

Внезапно полог палатки приоткрылся и поток свежего прохладного ночного воздуха ворвался к нему. Филипп повернулся, открыл глаза и посмотрел на вошедшего.

– Вам не спится, мессир герцог?.. – спросил он Гильома.

– Почему же, мой друг… – улыбнулся тот в ответ, – решил, вот, пожелать тебе спокойной ночи… – он укоризненно посмотрел на де Леви, покачал головой и добавил. – Я, конечно, понимаю, что лень-матушка раньше нас всех родилась, но, Филипп, нельзя же вот так, валяться на постели!..

Филипп отмахнулся рукой и, повернувшись на другой бок, ответил:

– Герцог, прошу вас… – он расстегнул ворот гамбезона. – Я сегодня буквально с ног валюсь…

– Ладно-ладно… – засмеялся Гильом и на выходе из палатки сказал. – Завтра, сразу же после молитвы, я приглашаю вас в мою походную мыльню! Негоже нам жить в таких жутких условиях…. Этак и завшиветь можно.

– А вот от этого предложения я не откажусь! – Громко ответил Филипп. – Завтра же, мессир герцог…

Гильом оставил де Леви и пошел к себе. Сон как-то незаметно захватил Филиппа, унося его в родные края. Снова снилась мать, отец, только молодые, братья и, что самое удивительное, какая-то наглая и рыжая свинья, все время вылезавшая невесть откуда.

Филипп проснулся среди ночи. Была такая темень, что хоть глаз коли. Внезапно, его внимание привлек какой-то хруст, словно несколько человек осторожно пробирались, стараясь создать как можно меньше шума. Он повернул голову и присмотрелся в сторону, откуда послышался подозрительный звук. Сквозь темные пологи палатки он, как ему показалось, успел лишь на мгновение разглядеть несколько силуэтов крадущихся во тьме людей, державших короткие фламандские мечи на изготовке. Луна снова зашла за огромную тучу, скрывая все, что происходило в эти мгновения в лагере французов.

Он подумал, что это ему почудилось, и снова закрыл глаза, но снова долетевший до него звук был гораздо подозрительнее первого. Словно что-то тяжело, но вместе с тем мягко упало в грязь, издав неловкое чавканье.