Мне удалось увести Кевина от «Таймс» и «Миррор», которые помогали ему праздновать собственное выздоровление, потребляя огромное количество пива в гостиничном баре. К сожалению, для этого пришлось прибегнуть к закулисным средствам, поскольку корреспонденты игнорировали намёки на то, что им уже пора уходить. Оглядевшись в надежде на вдохновение, я увидела, что вдова в чёрном вошла в вестибюль, опираясь на руку сиделки.
Указав на женщин, я спросила у «Таймс» интригующим шёпотом:
– Правда ли, что герцогиню подозревают в убийстве своего мужа?
Кевин, отлично меня знавший, даже не пошевелился, когда коллеги-журналисты бросились за новой жертвой.
– Что вы задумали, миссис Э.? – спросил он.
– У меня нет времени объяснять, Кевин. Извинитесь перед друзьями, скройтесь в свою комнату, незаметно покиньте её и поспешите к могиле. Если кому-то из ваших коллег удастся проследить за вами, у вас не будет исключительного права на публикацию.
– Ни слова более, мэм! – закричал Кевин, чьи глаза вспыхнули огнём профессионального азарта.
Я и не собиралась.
Настоятельно требовалось решить и несколько других вопросов, но я не осмеливалась задерживаться в Луксоре; если не подготовить Эмерсона к приезду Кевина, могут возникнуть некоторые трения.
Перебравшись через забор у задней стены отеля, я решила пойти по круговому маршруту обратно к берегу реки, чтобы исключить возможных преследователей, включая «Таймс» и «Миррор». Хотя рост туристической торговли привёл к значительному улучшению, часть старой деревушки Луксор и ныне осталась неизменной. Узкие извилистые аллеи, наполовину забитые камнями и заваленные мусором и нечистотами животных, превратили её в идеальное место для игры в прятки, и я сомневалась, что «Таймс» рискнёт испачкать свои полированные сапоги.
Пройдя некоторое расстояние, и не заметив никаких признаков преследования, я уже собиралась повернуть назад, когда внезапно что-то бросилось в глаза – за ушами осла, который решил неподвижно остановиться в середине переулка. Очертания согбенной фигуры были знакомы – но неужели скрюченный ревматизмом Абд эль Хамед способен передвигаться быстро, как ящерица?
Утратив терпение, погонщик осла опустил свою палку на бока бедного животного, и мне пришлось жёстко переговорить с ним. К тому времени, как мы решили вопрос и осёл двинулся дальше, Абд эль Хамед – если это был он – исчез.
Я решила пройти немного дальше. Узкая тропинка, казалось, заканчивалась неподалёку, но когда я достигла этой точки, то увидела, что тропинка внезапно и без видимой причины превратилась в чуть более широкий проход, заставленный высокими старыми домами. Там не было никаких следов Хамеда, и, пройдя ещё пятьдесят футов, я обнаружила, что улица кончалась тупиком – путь преграждала высокая стена.
Я решила, что потратила достаточно времени на бессмысленное расследование, поэтому развернулась и направилась обратно. Я добралась примерно до середины обратного пути, когда дверь одного из домов открылась, и из неё вышел очень большой человек.
Никаких угрожающих движений. Он просто стоял там, глядя на меня, но был достаточно большим, чтобы преградить мне путь.
Бедняга, должно быть, страдает недостатком интеллекта, сочувственно подумала я – ребёнок в теле (очень крупного) мужчины – потому что его взгляд выражал скорее опасение, чем угрозу. Доказательства не замедлили появиться. Когда я подняла зонтик и направилась к гиганту, он издал пронзительный крик и убежал обратно в дом. Я продолжила свой путь и вскоре оказалась на берегу реки и на пароме.
Солнце прошло зенит, когда я достигла гробницы. И с облегчением увидела, что, несмотря на задержку, опередила Кевина. Корзины с ланчем, которые я приказала доставить, уже стояли на месте, но за столом никого не было, кроме Эвелины и Давида, чьи головы вместе склонились над книгой. Эвелина – единственная, кому я доверила свои планы. Она не слишком обрадовалась им и даже пыталась отговорить меня от «беготни по всей округе», выражаясь её словами. Когда она увидела меня, то вскочила со стула с возгласом облегчения.
– Слава Богу, ты благополучно вернулась, Амелия. Не случилось никаких неприятностей?
– Нет, дорогая. Я же говорила, что нет причин для беспокойства. Очевидно, остальные всё ещё на работе?
– Я пыталась убедить Рэдклиффа…
– Эвелина!
– Да, Амелия?
– Эмерсон презирает своё имя. Со всей силой чувств.
– Я и понятия не имела, что он так сильно к этому относится! – воскликнула Эвелина. – Уолтер называет его по имени, и, поскольку ты используешь его фамилию как знак любви, я подумала, что с моей стороны это стало бы дерзостью. И как же мне его теперь называть?
– Эмерсон, конечно. Именно так называют его многие, включая тех, кто не испытывает к нему любви. Просто маленький намёк, моя дорогая! Мне лучше подняться и потребовать, чтобы они сделали небольшой перерыв, иначе Эмерсон загонит их до полного изнеможения.