Провинциал

А за площадью, где продают птиц, лежит государство собак. Ведут здесь они себя степенно, редко какая из них залает, да и то хозяин тут же прикрикнет — и собака замолчит, виновато виляя хвостом. Иначе можно себе представить, какой стоял бы невообразимый шум, залай они все разом!

Тут носят за пазухой и отдают за трояк, за пятерку щенков сомнительного происхождения. Но вот мужчина в шляпе, в кремовом макинтоше, в галстуке в красный горошек, в одной руке у него маленький черный щенок, в другой — четыре золотые медали, определяющие достоинства родителей этого жалко дрожащего создания.

У пустого ларька, привязанный длинным поводком за ржавый прут решетки, ходит, описывая полукруг, огромный пятнистый дог. Хозяин бережно разворачивает и показывает его родословную таблицу, аккуратно зашитую в целлофан, почетные грамоты. А за ларьком худощавый парень в вельветовой куртке продает такого же крупного черного дога за цену вдвое меньшую, потому что нет у него родословной таблицы, и собака от этого теряет половину своей ценности.

Овчарки, лайки, бульдоги, московские сторожевые, японские болонки, легавые, борзые, гончие — куда ни глянь — отовсюду смотрят карие, зеленые, голубые, серые глаза собак — грустные, умные и равнодушные, усталые и веселые, живые…

У деревянного шаткого забора толпится народ: продают месячных щенков редкой породы — ньюфаундленд.

Щенков было четыре, но вот остался один. Ближе всех к нему стоит юноша в элегантном пальто, розовощекий, с пшеничным пушком над верхней губой, под руку его держит стройная белокурая девушка. Юноша со знанием дела объясняет столпившимся вокруг, что это за удивительная порода собак, как прекрасно они плавают, ныряют, спасают утопающих. Ему очень хочется приобрести щенка, но не хватает денег: старик хозяин просит восемьдесят рублей, а у него только шестьдесят. Видя, как огорчен юноша, старик предлагает оставить задаток, забрать щенка, а вечером по указанному адресу занести остальные деньги.

— Нет, — отвечает юноша, — у меня больше нет денег, это последние…

Старик машет рукой:

— Ладно, берите, чего там! Хочется, чтобы собака попала не просто к кому-то, а к человеку, который мечтал бы о ней.

Он вручает юноше отпечатанное на машинке наставление — чем кормить щенка, подробнейшим образом полчаса объясняет, как за ним ухаживать, купать, расчесывать и т. д. Напоследок старик дает юноше свой адрес и номер своего телефона:

— Если понадобится консультация — заходите, звоните. Рад буду помочь.

Румянец на щеках юноши разгорается еще ярче, когда он берет на руки черного, пушистого, недовольно повизгивающего щенка. Старик во второй раз перечисляет — теперь уже его спутнице, что давать собаке на завтрак, на обед, на ужин…

Все это я увидел, когда, держась за хлястик пальто моего двоюродного брата Витьки впервые шел по рынку.

Я закончил тогда пятый класс и приехал в Москву на ноябрьские каникулы. У отца была командировка, он работал инженером на заводе электрических машин, и его послали в управление «выбивать» какую-то бумагу. К моей великой радости, он взял меня с собой.

Остановиться нам было где. В Москве жил родной брат отца Михаил, высокий, худой, горбоносый, с ранней сединой, пробивавшейся в жестких, вороненых волосах. Три года назад дядя Миша овдовел, и в большой трехкомнатной квартире в сером доме у Таганской площади он и его четырнадцатилетний сын Витька остались вдвоем.

Квартира была запущенная, в ней не только давно не натирали паркетные полы, но и пыль ее сметали с ветхой, старомодной мебели, так что на коричневом буфете можно было писать и рисовать пальцем все, что придет в голову.

Впрочем, я был не прав, когда сказал, что в квартире жили только дядя Миша и Витька. Полноправными членами семьи были три собаки: Ричард, поджарый, со свирепой мордой боксер, из пасти которого все время текла слюна и висела, не отрываясь от губ, как стеклянная нитка; Стелла, красивая, светлой масти овчарка колли с великолепным белым пушистым воротником и умными, спокойными глазами; и Мошка — маленькая, курчавая болонка, похожая на игрушку.

Был еще и аквариум. Он стоял в самой главной комнате, на специальной, спаренной из металлических прутьев подставке. В аквариуме, темном, с нагроможденными на дне черными корневищами, жила стайка неоновых рыбок. Они мелькали вверх-вниз, носились от одной стенки к другой, и, когда в комнату приходили сумерки, казалось, что где-то очень далеко движется факельное шествие.

Все три собаки были приобретены и воспитаны Витькой. Он любил их самозабвенно и раз в неделю, прицепив к ошейникам Ричарда и Стеллы кожаные поводки, ходил с ними в собаководческий клуб. Мошка тоже старалась увязаться следом, но у двери Витька кричал ей: «На место! Марш, кому говорят!», и Ричард, наклонив тяжелую голову к самому полу, беззлобно рычал, призывая Мошку к порядку. Мошка обиженно тявкала, убегала на кухню. Почему-то она любила переживать все свои обиды на кухне.