Однажды у него вот так же кружилась голова, и больно было дышать… Это было в прошлом году, во время занятий на военной кафедре. Их вывезли на учебный полигон. Полигон располагался за городом, на пологом склоне невысокой горы. На вершине отдельного холма вилась узкая змейка траншеи в половину человеческого роста. Был урок по тактике: «Артиллерийская разведка. Скрытое занятие НП, наблюдение за противником и оставление НП». Их взвод выгрузился из машины и построился по отделениям. Митя был командир второго отделения. Поношенный синий комбинезон, защитная фуражка, на ногах болтались большие сапоги — Митя чувствовал, как гвозди царапают и рвут новенькие нейлоновые носки. Слева у пояса висел противогаз в брезентовой сумке, рядом — чехол с красным и белым сигнальными флажками, справа на боку — саперная лопатка, на груди болтался бинокль, на правом плече автомат, а в левой руке он держал большой, больше, чем в половину квадратного метра, артиллерийский планшет с картой местности. Подполковник Демин, их курсовой офицер, указал местоположение предполагаемого противника, поставил отделениям задачу: с учетом времени скрытно, перебежками занять траншею для наблюдательного пункта. Демин и командир взвода, Митин однокурсник, поднялись на вершину холма: до траншеи было метров двести.
Митя торопливо наставлял свое отделение: «Ребята, самое главное, не перебегайте вон тот участок, у столбика с пометкой, там надо ползти, потому что местность хорошо просматривается и «противник» может заметить. И там, на вершине, последние метров двадцать тоже надо ползти. Ясно?»
С холма махнули флажком, и первое отделение скученно побежало к траншее, падая, поднимаясь, снова падая. «Вот болваны! Надо рассредоточиться, рассредоточиться. — горячился и переживал Митя, как будто он на самом деле был на войне и противник мог обстрелять скучившихся, перебегавших «опасное» место товарищей. — Там же ползком надо! Ползком! — кричал Митя. — Вот болваны!»
И когда подполковник с высотки махнул флажком во второй раз, Митя крикнул: «За мной!» — стащил с плеча автомат и побежал, пригибаясь, в гору. Бежать было тяжело, неудобно. Сапоги бухали и норовили на ходу соскочить, с ног, встречный ветер дул в планшет с картой. Планшет путался в ногах, Митя не мог поправить его, потому что в другой руке держал автомат. Он спохватился, что бегут они слишком долго, крикнул: «Ложись!» — и сам бросился с разбегу на жесткую землю. Они проползли метров десять, снова поднялись и побежали. Фуражка съехала на лоб, козырек закрывал глаза, было плохо видно. Пот лил ручьями по спине, по ногам, по лицу. «Ложись!» — и снова повалился на землю, чувствуя, как неудобно упирается в грудь бинокль, как неловко завалился в руке автомат и содрал мушкой кожу. Ползти было тяжело. В нос ударял запах пыли, она поднималась от земли невысоко, как раз настолько, чтобы залезть в рот, в глаза, в уши. Это было открытое место: в лощине между двумя холмами белели домики недалекого поселка — там был «противник». Когда один из товарищей поднялся и хотел дальше бежать, Митя закричал на него, показал кулак, товарищ растерянно оглянулся, упал на колени и тяжело пополз на четвереньках. Миновав открытое место, опять побежали. Товарищам было легче: у них не было путавшегося под ногами планшета с картой, поэтому Митя отстал. Они хорошо двигались перебежками. А когда проползли последние двадцать метров и свалились в траншею, у Мити потемнело в глазах, и перед ними заплясали красные и золотистые круги. Он не мог перевести дыхания, чувствовал, как похолодели руки, ноги, и сквозь надтреснутый звон в ушах услышал замечание одного из товарищей, что он бледен, даже позеленел. К горлу подкатывала тошнота, что-то сухое, как наждак, раздирало его внутри. Митя с трудом положил на бруствер планшет, автомат и сам повалился на них сверху. Ему казалось, что он умирает. Подполковник приказал построиться. Митя не помнил, как очутился в строю. Он стоял с закрытыми глазами, его грудь судорожно вбирала воздух, в, как во сне, он услышал, что подполковник Демин объявляет ему, командиру второго отделения Дмитрию Косолапову, благодарность и всему отделению выставляет отличные оценки.
Потом сидели в траншее, расставляли на треногах буссоли, рассматривали в бинокли улицы поселка, составляли схемы ориентиров, смеялись, громко переговаривались. Мало-помалу Митя пришел в себя и уже видел солнце и траву, горы, зеленевшие за спиной, синее небо в волокнистых облаках, белые домики поселка, далекие трубы кирпичного завода, загородное озеро. Дышать было легко, только руки и ноги сковывала свинцовая усталость, а голова была легкой, и в ней было пусто-пусто. Ребята тоже жаловались на усталость, но были довольны, веселы. «В этом году их повезут на настоящий полигон стрелять из пушек, — подумал Митя. — А я…» И слезы обиды навернулись на глаза, но он сдержался и не заплакал. «Ведь убивали на войне, это считалось геройством?.. Да, но там убивали врагов, а я убил человека. Такого же, как я сам…»