Радостно было смотреть на роскошный клевер, выросший на батищевских полях, но радость отравлялась, когда я видел мужика, обязавшегося скосить этот клевер за деньги, взятые зимою, когда у кого не было хлеба. Я любовался на тучную корову, дающую по ведру молока, но не мог в то же время не думать о горькой судьбе доящей эту корову подойщицы.
Так на каждом шагу радость, интерес агрономический отравлялись. Очень тяжело заниматься выэксплуатированием, когда, эксплуатируя, непосредственно соприкасаешься с эксплуатируемым, когда ежедневно, ежечасно должен насиловать себя. Знаю, что у человека нужда, знаю, что ему нечего есть, даю ему хлеба – изволь, только ты мне скоси или сожни то-то и то-то. Иначе же, как в самой грубой, кабальной форме, эксплуататорское хозяйство у нас вести нельзя.
Занимаясь в Петербурге наукой, я был погружён в научные интересы, и эти интересы непосредственно не отравлялись. Получая жалованье от казначея, я и не думал, каким образом деньги попали в казначейство, какую массу страданий вынесли те люди, которые добыли эти деньги. Я спокойно брал заслуженное, заработанное моими научными трудами жалованье.
Громадная эта разница, когда получаемые за свой интеллигентный труд деньги нужно самолично выэксплуатировать!
Чем менее агрономических интересов представляло мне хозяйство, тем тяжелее становилось жить.
А между тем нужно жить, нужно из хозяйства добывать деньги для содержания себя и детей. Нужно вести тот же эксплуататорский способ хозяйства. А тут ещё старость даёт себя чувствовать, явилась раздражительность и пр. и пр.
Когда ко мне впервые попросились интеллигенты учиться хозяйству, интерес агрономический уже начинал ослабевать, и я с жаром бросился в новое дело. У меня явилась мысль создать в Батищеве практическую академию, в которой интеллигенты, жаждущие деревенского дела, могли бы научиться прежде всего работать так, как работает мужик, научиться агрономии и, наконец, восполнять свое общее образование.
Первоначально я хотел принимать одних в работники, – тех, которые не имеют собственных средств для жизни и должны работой оплачивать свое содержание, – других – практикантами для изучения собственно практической агрономии. Последние должны были жить на свой счёт и могли пользоваться полной свободой. После первого опыта я остановился исключительно на первой форме, т. е. приёме только работниками. Таким образом, я принимал интеллигентов с 1877 по нынешний (1884) год, и в течение этих 8 лет у меня перебывало немало разного люда.