То, что я попытался в самой популярной форме изложить в предыдущем абзаце, основательно, с анализом статистических данных и с разбором теорий выдающихся экономистов, разъяснено в книге Василия Галина «Последняя цивилизация. Политэкономия XXI века»[8]. О ней – в конце книги.
Сталин тоже считал внутренний рынок главным источником роста экономики СССР. Однако в период индустриализации и милитаризации страны промышленность производила в первую очередь промышленное оборудование и оружие, которые нельзя было предложить рядовому покупателю на потребительском рынке. Тогда экономика вынужденно проходила этап «производства ради производства». Товаров народного потребления не хватало, и работникам нельзя было платить высокую зарплату во избежание инфляции. Даже ту скромную зарплату, какую получали в СССР, не всегда удавалось «отоварить», и в стране складывался «отложенный спрос», часть денег откладывалась на счета в сберкассах без перспектив их скорого превращения в потребительные стоимости.
И уж совершенным издевательством выглядели обещания либералов в 90-е годы обеспечить в скором времени изобилие во всём при ликвидации сбережений граждан в Сбербанке, снижении реальной заработной платы при отпуске цен, которые мгновенно выросли в разы, и при многомесячных задержках выплаты и уменьшенной зарплаты. Если в СССР у части граждан были деньги при отсутствии товаров, то в либеральной России магазины были полны всяких товаров, вплоть до экзотических (Ельцин гордился тем, что у нас в продаже появились даже киви), но у большинства населения денег едва хватало на самые необходимые покупки.
О некоторых других положениях Энгельгардта о накоплении богатства, где он рассматривает особенности русской национальной системы земледелия именно с точки зрения не частной выгоды, а общей пользы, будет сказано ниже, в главе «Ревнитель самобытности России».
Глава 21. В чём состоит царское дело
Можно сказать, что почти все крестьяне, с которыми имел дело Энгельгардт, были монархистами. Они не могли представить Российское государство без царя-самодержца во главе. Но из множества функций, которые выполняет царь, они на первое место ставили, как важнейший государственный интерес, соблюдение справедливости. Особенно это относилось к земельным отношениям.
Крестьяне были убеждены в том, что земля не может быть частной собственностью, а люди не могут быть собственностью других людей. Это заметил даже маркиз де Кюстин:
Но то, что являлось очевидным для европейца Кюстина, отнюдь не было бесспорным для рядящихся под европейцев российских помещиков конца века, яростно выступавших против главного тезиса концепции Энгельгардта: земля должна принадлежать тем, кто её обрабатывает.
То, что крестьянам, получившим в результате «освобождения от рабства «кошачий» земельный надел, меньший того, каким они владели, пребывая «в рабстве», и им его не хватает, было ясно сразу же после проведения земельной реформы. Это ограбление крестьян, на которых ещё были возложены тяжёлые выкупные платежи за их же собственную землю, вызывало недовольство, лишь в некоторых деревнях вылившееся в открытое неповиновение властям и потребовавшее применения войск для подавления «бунтов», с убитыми ранеными, а также сосланными в Сибирь. Но скрытое недовольство таким положением существовало всегда и ждало лишь повода для своего проявления. Первым поводом для него стала русско-турецкая война 1877–1878 годов.
Наверное, это естественное человеческое чувство – ожидать, что после тяжёлой войны, стоившей народу стольких усилий и жертв, должна наступить новая, лучшая жизнь. От имени земледельцев Энгельгардт эти чаяния выразил так: