Против ветра, мимо облаков

— Ну да — резать трупы и видеть останки людей каждый день — это не мрачно, а думать об убийце — видите ли, моральная травма для него. — Бережной хмыкнул. — Вот народ…

Генерал направился к машине. Больше ему делать здесь совершенно нечего, сейчас дело за экспертами. И пока не будет их отчетов, Бережной может заняться более полезными делами, раз уж его вытащили из постели посреди ночи.

Водитель, ожидая своего пассажира, курил около машины. Бережной бросил курить несколько лет назад, а до того курил всю жизнь, и, несмотря на то что он бросил, курить ему хотелось постоянно. И тут уж — коса на камень, Бережному было унизительно начать курить снова. Это получилось бы, что какие-то табачные палочки сильнее его.

Его водитель, зная сложные отношения Бережного с табаком, никогда не курил в присутствии начальника. Вот и сейчас прятался, присев за машиной, и курил лишь оттого, что Бережного не видит, а видит толпу экспертов и полицейское оцепление, что означает: начальство занято надолго, можно и покурить.

Бережной шел медленно, не желая обломать человеку кайф и заставить чувствовать неловкость, пусть докурит, выбросит окурок, и уж тогда можно ехать.

Навстречу Бережному двигался Дашкевич, начальник Скользневой. Не то чтоб они с Бережным не ладили, но еще в свою бытность на старом месте генерал иногда сталкивался с Дашкевичем в связи с делами, которые расследовались, и у него сложилось стойкое впечатление, что Дашкевич, хоть и дотошный, но о законе особо не радеет, его больше волнует, сможет ли он прикрыть свою задницу в случае чего.

— Здравствуйте, Андрей Михайлович.

— Здравствуйте, Василий Игоревич. — Бережной кивнул в сторону дымящейся машины. — Машина идентифицирована как принадлежащая прокурору Скользневой, в салоне останки двух тел, стреляные раны в затылочной части головы у обоих. Василий Игоревич, мне нужны все дела, к которым имела отношение Скользнева, и…

— А кто второй? — Дашкевич беспокойно выглянул через плечо Бережного, его лицо еще хранило следы подушки — явно подняли из постели совсем недавно. — Вы говорите — два тела, а второй-то кто?

— Пока не знаем. Думаем, ее помощник Труханов, мои люди не могут его найти.

— О господи! — Дашкевич запустил пальцы в волосы. — Я не могу себе представить, что могло стать причиной этого убийства. Никаких резонансных дел Наталья не вела, в последний год все ее дела были очень простыми: кражи, хулиганство. Ничего, из-за чего можно… совершить такое.

— Но все же мои люди посмотрят. И кабинет ее я велел опечатать.

— Это правильно. — Дашкевич кивнул. — Если еще что-нибудь понадобится, ваши люди получат всяческое содействие. А может… Нет, конечно, домой к ней вы уже кого-то послали.

— Дома ее нет, и нет признаков того, что она возвращалась — на пульт сигнализации не приходило сообщение о снятии квартиры с охраны. Она ушла в восемь, поставила сигнализацию, с тех пор в квартире никого не было. — Бережной посмотрел на Дашкевича в упор. — Василий Игоревич, расследованием будут заниматься мои люди, если вы не возражаете, и мне нужно, чтобы у них был доступ к ее личному делу, в ее квартиру и кабинет. И сделать это нужно тихо, понимаете? Не надо, чтобы об этом трубили в прессе, нам с вами такая реклама ни к чему.

— Конечно же, вы абсолютно правы, Андрей Михайлович, убийство прокурора — это как сигнал для преступников, что вот, дескать, как нужно… А начальство потом… Нет, к начальству нужно идти уже с чем-то, и вам, и мне. Но если ваши люди будут проводить расследование сами, то я всецело с этим согласен и окажу всяческое содействие.

Бережной не ошибся, Дашкевич и правда думал только о том, чтоб надежно прикрыть свою задницу.

14

Павел рассматривал распечатку звонков, которые выдал его поисковик.

Наталья Балицкая, бесследно исчезнувшая после суда над Викторией, все эти годы не пользовалась своим телефонным номером, а других за ней не значилось. Правда, это ничего не означало, у нее мог оказаться любой номер — ничего не стоит попросить купить карточку какого-нибудь алкоголика, которому не хватает на бутылку шмурдяка, но Павел отчего-то был уверен, что последний разговор Натальи был с человеком, чей номер Павел уже знал.

Игорь Осмеловский, драматический любовник, признанный красавец и сердцеед, любитель юных девочек.

Павел ухмыльнулся — есть вещи, которые человек даже сам о себе забыл, но в архивах хранится все. Вот запись о его семье. У красавца и сердцееда есть трое старших братьев и две сестры, живут они где-то у черта на рогах в Суходольске, и фамилия их не Осмеловские совершенно, а Степановы. И братья все рецидивисты, одна сестра тоже в тюрьме, а вторая — алкоголичка, лишенная материнских прав на всех своих шестерых детей.

— А ты, друг ситный, отлично устроился.

Его мать убирала квартиры состоятельных людей, а Игорек помогал ей, ну а лет с тринадцати уже напропалую пользовался своей внешностью, причем пользовался без разбору, и мужчины, и женщины готовы были платить смазливому подростку за самые разные услуги.