Против ветра, мимо облаков

Из-за дома выбежала растрепанная девушка лет двадцати с небольшим и, натолкнувшись на Нику, взвизгнула и упала.

— Вот идиотка, цветы помнешь! — Ровена выглянула из-за угла и подошла к оглушенной девчонке. — Давай, мелкая дрянь, расскажи, что ты здесь вынюхивала.

— Я не…

Рюкзак свой девушка потеряла, Ровена подобрала его, а теперь бесцеремонно вытряхнула его содержимое на траву.

— Ага, понятно. — Ровена подняла удостоверение. — Газета «Суббота», внештатный корреспондент Татьяна Мисина. А Назаров знает, что ты здесь?

— Какое вы имеете право, я…

Ровена молча отвесила девчонке тяжелую пощечину, от которой голова непрошеной гостьи дернулась, как у тряпичной куклы.

— Здесь я задаю вопросы. — Ровена пинком отправила девчонку обратно в траву, не давая ей подняться. — Итак. Что ты здесь делаешь?

— Свою работу. — Девчонка утерла нос тыльной стороной ладони. — Это не противозаконно — фотографировать дом. И вы не имеете права…

Ровена снова ударила девчонку. Ника подумала, что надо бы вмешаться, но ей было совершенно не жаль мелкую проныру.

— Ладно, вы тут беседуйте, а я пойду лопатку мыть.

— И то дело. — Ровена зло прищурилась. — А мы тут с девушкой потолкуем по душам.

Журналистка затравленно смотрела на свою мучительницу, кажется, до нее начало доходить, что ситуация, в которой она оказалась, плачевна.

— Послушайте, я вас знаю! Вы Ника Булатова, наша газета писала о вашем кафе! — Девчонка всхлипнула. — Вы должны что-то сделать.

— Все, что я хотела бы с вами сделать, детка, моя подруга сделает гораздо лучше. — Ника покачала головой. — Вы пришли сюда, чтобы добить лежачего. А теперь почувствуете на собственной нежной шкурке, каково это, и я думаю, что будет вполне справедливо так с вами поступить.

Ника забрала лопатку и направилась к крану, попутно доставая телефон — нужно было сообщить Назарову, что его сотрудница слишком рьяно принялась выполнять свою работу. Звук новой оплеухи вызвал у Ники злорадную ухмылку.

Некоторым людям иногда нужно преподавать урок.

* * *

Машина почти полностью выгорела. Бережной молча смотрел на суету экспертов, думать о том, что кто-то находится внутри, ему не хотелось.

— Облили бензином, внутри и снаружи, и подожгли. — Эксперт чихнул, потому что запах гари очень сильный. — Андрей Михайлович, внутри два тела, пока больше ничего сказать не могу.

— Даже намека на то, кто это может быть?

— Смогли прочитать номер шасси, машина принадлежит прокурору Наталье Ивановне Скользневой, и нет причин думать, что в машине кто-то другой. — Эксперт развел руками. — Тем более что, насколько я знаю, на телефонные звонки она не отвечает и по адресу проживания отсутствует. А вот кто второй…

Бережной практически уверен, что второе тело в машине — помощник Скользневой, Вадим Труханов, но понимает, что нужно позволить экспертам делать свою работу. И тем не менее эти два тела в машине говорят о том, что кто-то поспешно обрывает ниточки, которые ведут к разгадке старого дела. Скользнева и Труханов знали, кто именно дал приказ рассматривать дело об убийстве Дарины Станишевской, опираясь только на материалы следствия, игнорируя нестыковки и упущения. Скользнева была опытным дознавателем, не могла этого не видеть, но сыграла в поддавки.

И теперь она, скорее всего, мертва, потому что вряд ли обгоревшее до костей тело в машине принадлежит кому-то другому.

— Тут вот что странно. — К Бережному подошел патологоанатом со странной фамилией Норейко, маленький толстый человек в тяжелых очках. — Оба тела попали в машину уже мертвыми, причина смерти — выстрел в голову, у обоих в затылочную часть.

— То есть их расстреляли, отвезли сюда, усадили в машину и подожгли?

— Все именно так и выглядит. И стреляли в них не здесь, потому что при таком выстреле было бы много крови, а вокруг машины нет следов крови.

— Это большой риск — перемещать тела. Может, стреляли в них прямо в машине?

— Вряд ли. Судя по размеру отверстий, стреляли из дробовика. Никто не станет стрелять из дробовика в тесном пространстве машины, и тем более выстрелишь в одного, а второй что, так и будет сидеть, не двинется даже? Нет, их вывезли, обездвижили и расстреляли, потом привезли сюда, усадили в машину и подожгли.

— Дробовик, говоришь? Умно…

— Именно что умно, тут ведь если мы что и найдем — дробь, в смысле, то идентификации она не поддается. К сожалению, жар был сильный, и оба тела сгорели почти полностью, так что вряд ли отыщется материал для идентификации по ДНК, но я постараюсь, конечно.

— Да уж постарайтесь, Семен Львович, потому что очень нужно знать, кто сгорел в этой машине. Зачем было вывозить, поджигать? Драматизм какой-то.

— Не знаю. — Норейко развел руками. — Тут бы останки извлечь, чтоб они в пыль не рассыпались, а думать, зачем все было сделано именно так, я не хочу, это слишком мрачно, если вы понимаете, о чем я говорю. А я избегаю мрачных вещей, они меня морально травмируют.

Норейко поправил галстук и ушел, оставив Бережного наедине с его мыслями.