Читаем Протест прокурора. Документальные рассказы о работе прокуроров полностью

— Ну как дружим? Заходим друг к дружке. Они меня иногда на телевизор зовут… Выручаем, когда надо…

— Словом, хорошо знаете их семью?

— Да как вам сказать… Чужая семья — что грамота за семью печатями, — рассудительно заметила Гаврилкина. — Всего не узнаешь.

— О Павле, младшем сыне, что можете сказать?

Ольга Тимофеевна на некоторое время задумалась.

— Павел-то красивее Жоры будет, — сказала она. — Крепкий из себя, высокий. Со старшим они одногодками гляделись. Девкам Павел больше нравился.

— Маргарита с ним в дружбе жила?

— Так когда они еще в школу бегали — все вместе. В кино втроем, в клуб железнодорожников, тут недалече, — тоже…

— А насколько Павел младше?

— На два года. До того, как Маргарита и Георгий поженились, эту троицу было водой не разлить.

«Очень любопытно», — отметил про себя следователь.

— Ну а после женитьбы?

— Не знаю, какая меж ними кошка пробежала, но Павел почему-то осерчал на невестку.

«Может, ревность?» — мелькнуло у Кашелева в голове.

— А Маргарита?

— Поди разберись, — махнула рукой Гаврилкина. — Мару-то было трудненько понять. То цапалась с Павлом, то мирилась… Опосля он ушел в армию. Отслужил и остался в Калинине.

— Кем работает?

— Шоферит.

— В Москве часто бывает?

— Ему это недолго. Приедет на своей машине, побудет немного и опять в свой Калинин… Возит какие-то грузы сюда. Иной раз днем заявится, иной раз — ночью…

— Ольга Тимофеевна, вспомните, пожалуйста, — попросил он, — не заезжал ли Павел в тот четверг? Утром?.

— Это когда Маргарита…

— Ну да.

— Не помню, — покачала головой старуха. — А вы Валентину спросите.

— Обязательно спрошу. Правда, она отлучалась из дома несколько раз… Какая у Павла машина?

— Большая такая, — показала руками Гаврилкина.

— С крытым кузовом или нет?

— Да, да, — закивала Ольга Тимофеевна. — Верх брезентом крытый.

— Понятно. Еще прошу припомнить: второго числа к Велемировым никто из знакомых не приходил? А может, кто незнакомый был?

— Чего не знаю, того не знаю.

— Но вы все утро находились дома?

— Только за водой выходила, к колонке.

— И в окно никого не видели?

— Нет. Слышала, дверь у них несколько раз хлопнула. А кто и что — не знаю.

— А кто у них вообще бывает? — продолжал допрос Кашелев.

— Ходят, конечно… Соседка из первого подъезда, Галя, подружка Валентины… Потом еще одна, они когда-то вместе в карточном бюро работали, Антониной звать…

— А к молодым?

— До этих мне дела нет… Марины подруги, кажется. Но редко заходили, очень редко. — Старушка снова задумалась. — Вот к Лизавете часто один мужчина наведывается…

— К Куреневой, что ли? — уточнил следователь.

— К ней, к кому же еще. Валентине он не нравится. При мне как-то она сцепилась с Лизаветой: та, вишь, своему полюбовнику ключи дала от своей комнаты и от входной двери… Валентина, конечно, обозлилась. И правильно: посторонний человек. Кабы это была отдельная квартира — другое дело.

— Кто он, этот мужчина? — опять насторожился Кашелев.

— А шут его знает. Где работает — неизвестно. И работает ли? Приходит иногда, когда Лизаветы нету. Она его часто на ночь оставляет. Сама утром на работу, а он дрыхнет до обеда.

«Еще одна подозрительная фигура появилась», — отметил про себя следователь.

— Как фамилия, имя, не знаете? — спросил он.

— Фамилию не слыхала. А звать Василием Ивановичем.

— Пожилой?

— Моложе Лизаветы годков на пять.

— Что он из себя представляет?

— Вежливый такой, но неприятный, — брезгливо поморщилась Гаврилкина.

— Это почему же?

— Не люблю прохиндеев. А на его лице так и написано, что прохиндей. И бабский угодник…

Кашелев перешел к взаимоотношениям в семье Велемировых. Старушка повторила то, что говорила на первом допросе: Маргарита не имела никакого почтения к родителям мужа, гордыню свою выставляла, чем плохо влияла на Георгия.

По словам Ольги Тимофеевны, с соседями Маргарита тоже не очень зналась. Если с кем и водилась, так с одной женщиной из дома рядом — Анной Макаровной Блидер.

Выходя от Гаврилкиной, Кашелев нос к носу столкнулся с Валентиной Сергеевной. У нее было бледное, словно после длительной болезни, лицо, вокруг глаз залегли темные круги.

— К нам заходили? — спросила Велемирова.

— Нет, — ответил следователь. — Но если вы располагаете временем, я хотел бы кое-что уточнить.

— Пойдемте, — показала рукой на свою дверь Валентина Сергеевна. Она открыла ее ключом, щелкнула выключателем и предложила: — Раздевайтесь. Я руки сполосну. С кладбища. Цветы возили на могилку.

Когда они расположились в их комнате, Кашелев поинтересовался:

— Где старший сын?

— Поехал к Аркадию. Домой — ни в какую… Говорит, не может. Я подумала: пусть едет, душу с приятелем отведет.

— А с работой как же?

— Позвонил. Его отпустили… Сочувствуют.

Она производила впечатление человека, из которого вышли все эмоции и чувства.

Следователь спросил ее о знакомом Куреневой — Василии Ивановиче. Валентина Сергеевна отозвалась о нем не очень лестно, но не так неприязненно, как Гаврилкина. На вопрос Кашелева, пытался ли он заигрывать с Маргаритой, Велемирова ответила:

Перейти на страницу:

Похожие книги

1937. Трагедия Красной Армии
1937. Трагедия Красной Армии

После «разоблачения культа личности» одной из главных причин катастрофы 1941 года принято считать массовые репрессии против командного состава РККА, «обескровившие Красную Армию накануне войны». Однако в последние годы этот тезис все чаще подвергается сомнению – по мнению историков-сталинистов, «очищение» от врагов народа и заговорщиков пошло стране только на пользу: без этой жестокой, но необходимой меры у Красной Армии якобы не было шансов одолеть прежде непобедимый Вермахт.Есть ли в этих суждениях хотя бы доля истины? Что именно произошло с РККА в 1937–1938 гг.? Что спровоцировало вакханалию арестов и расстрелов? Подтверждается ли гипотеза о «военном заговоре»? Каковы были подлинные масштабы репрессий? И главное – насколько велик ущерб, нанесенный ими боеспособности Красной Армии накануне войны?В данной книге есть ответы на все эти вопросы. Этот фундаментальный труд ввел в научный оборот огромный массив рассекреченных документов из военных и чекистских архивов и впервые дал всесторонний исчерпывающий анализ сталинской «чистки» РККА. Это – первая в мире энциклопедия, посвященная трагедии Красной Армии в 1937–1938 гг. Особой заслугой автора стала публикация «Мартиролога», содержащего сведения о более чем 2000 репрессированных командирах – от маршала до лейтенанта.

Олег Федотович Сувениров , Олег Ф. Сувениров

Документальная литература / Военная история / История / Прочая документальная литература / Образование и наука / Документальное
Хрущёвская слякоть. Советская держава в 1953–1964 годах
Хрущёвская слякоть. Советская держава в 1953–1964 годах

Когда мы слышим о каком-то государстве, память сразу рисует образ действующего либо бывшего главы. Так устроено человеческое общество: руководитель страны — гарант благосостояния нации, первейшая опора и последняя надежда. Вот почему о правителях России и верховных деятелях СССР известно так много.Никита Сергеевич Хрущёв — редкая тёмная лошадка в этом ряду. Кто он — недалёкий простак, жадный до власти выскочка или бездарный руководитель? Как получил и удерживал власть при столь чудовищных ошибках в руководстве страной? Что оставил потомкам, кроме общеизвестных многоэтажных домов и эпопеи с кукурузой?В книге приводятся малоизвестные факты об экономических экспериментах, зигзагах внешней политики, насаждаемых доктринах и ситуациях времён Хрущёва. Спорные постановления, освоение целины, передача Крыма Украине, реабилитация пособников фашизма, пресмыкательство перед Западом… Обострение старых и возникновение новых проблем напоминали буйный рост кукурузы. Что это — амбиции, нелепость или вредительство?Автор знакомит читателя с неожиданными архивными сведениями и другими исследовательскими находками. Издание отличают скрупулёзное изучение материала, вдумчивый подход и серьёзный анализ исторического контекста.Книга посвящена переломному десятилетию советской эпохи и освещает тогдашние проблемы, подковёрную борьбу во власти, принимаемые решения, а главное, историю смены идеологии партии: отказ от сталинского курса и ленинских принципов, дискредитации Сталина и его идей, травли сторонников и последователей. Рекомендуется к ознакомлению всем, кто родился в СССР, и их детям.

Евгений Юрьевич Спицын

Документальная литература
1917: русская голгофа. Агония империи и истоки революции
1917: русская голгофа. Агония империи и истоки революции

В представленной книге крушение Российской империи и ее последнего царя впервые показано не с точки зрения политиков, писателей, революционеров, дипломатов, генералов и других образованных людей, которых в стране было меньшинство, а через призму народного, обывательского восприятия. На основе многочисленных архивных документов, журналистских материалов, хроник судебных процессов, воспоминаний, писем, газетной хроники и других источников в работе приведен анализ революции как явления, выросшего из самого мировосприятия российского общества и выражавшего его истинные побудительные мотивы.Кроме того, авторы книги дают свой ответ на несколько важнейших вопросов. В частности, когда поезд российской истории перешел на революционные рельсы? Правда ли, что в период между войнами Россия богатела и процветала? Почему единение царя с народом в августе 1914 года так быстро сменилось лютой ненавистью народа к монархии? Какую роль в революции сыграла водка? Могла ли страна в 1917 году продолжать войну? Какова была истинная роль большевиков и почему к власти в итоге пришли не депутаты, фактически свергнувшие царя, не военные, не олигархи, а именно революционеры (что в действительности случается очень редко)? Существовала ли реальная альтернатива революции в сознании общества? И когда, собственно, в России началась Гражданская война?

Дмитрий Владимирович Зубов , Дмитрий Михайлович Дегтев , Дмитрий Михайлович Дёгтев

Документальная литература / История / Образование и наука