Протест прокурора. Документальные рассказы о работе прокуроров

Когда сталкиваешься с подобными «накладками», всегда пытаешься понять, что за ними стоит, какова природа той или иной ошибки? Собственный опыт следственной работы и прокурорской практики убедили меня в том, что следователя порой обезоруживает очевидность факта. Особенно это касается молодых, начинающих, еще не набивших себе шишек, еще не получавших «стопроцентных», как им казалось, дел, на доследование, еще не научившихся сомневаться и предвидеть возможные сомнения. Говорят, молодость — это недостаток, который с годами проходит. Да, с годами следователь наберется опыта, и практики, и знания жизни. Но для того, чтобы все это приобрести, надо с чего-то начинать. Начинает следователь с легких дел, расследования преступлений, совершенных в обстановке очевидности, хотя, конечно, и не терпится ему чего-нибудь эдакого, позаковыристее, и романтические порывы настоятельно требуют выхода. Впрочем, как ни подбирают начинающему следователю дело поочевиднее, не всегда можно заранее предусмотреть, чем оно обернется в дальнейшем. Бывает порой, что одно «очевидное» дело стоит двух, а то и трех неочевидных. И опытному следователю приходится потом изрядно попотеть.

Я не знаю следователя, который вел дело Бахтадзе, но по одному этому эпизоду почти уверенно могу сказать, что был начинающий следователь. Как он мог рассуждать? «Бахтадзе признал свою вину, написал «явку с повинной». На месте показал и объяснил, как все случилось, сам на моих глазах нашел орудие преступления. И так ли уж это важно, в каком конкретно месте нашел. Главное, что нашел. Могу ли я не верить своим глазам? Это же так очевидно!»

Древние говорили, что «очевидное не нуждается в доказательствах». На основе этой исходной посылки формировались и геометрические аксиомы, в том числе о двух параллельных, которые никогда не пересекутся, сколько бы мы их ни продолжали. Но вот Лобачевский засомневался в очевидности этой аксиомы и предложил вариант, когда параллельные пересекаются. С годами человечество набирается мудрости, и чем больше знание, тем менее очевидными становятся факты, первоначально казавшиеся таковыми, тем более что люди стараются проникнуть в суть явления. Только невежду не мучают вопросы — он все уже знает.

В юриспруденции «очевидность» еще более сложна и обманчива. Для кого очевидны результаты выезда на место с Бахтадзе? Для следователя? Но ведь не ему окончательно решать судьбу дела. Ее решать суду, и следователь собирает доказательства не для себя, а для суда. Поэтому он должен сделать все для того, чтобы очевидное для него стало очевидным для суда — в этом и заключается искусство следователя.

Есть доказательства, которые в случае сомнения можно перепроверить — ну, например, заключение экспертизы: ее можно провести и повторно. А есть — которые нельзя. К ним относятся и результаты выезда на место происшествия. Выехать можно только один раз, второго раза — не дано. Потому что смысл этого следственного действия и состоит в том, чтобы проверить: был ли в действительности подозреваемый на месте совершения преступления. А это можно проверить лишь единожды. И если этот шанс в полной мере не использован, то поправить уже ничего нельзя.

Осколок бутылки — бесформенная стекляшка с рваными краями. Как вещественное доказательство он был приобщен к материалам дела и направлен в суд. После приговора вещдоки, не представляющие ценности, уничтожаются. Уничтожен был и этот осколок. Следователь его видел, суд видел, я лишен такой возможности. А хотелось бы увидеть, нужно бы увидеть или хотя бы представить себе зрительно. Но и представить не могу. Перед глазами абстрактный кусок стекла. Схемы нет, фотографии нет. Есть лишь краткое описание в протоколе осмотра вещественного доказательства: «Осколок бутылки, длина 11,5 см, ширина 5,7 см. На осколке имеются пятна, похожие на кровь». Вообще-то, если есть вещдок в натуре, закон не обязывает приобщать еще и его фотографию. Это дело следователя…

В общем-то оно конечно… Но уж больно ценное доказательство, этот осколок. Можно было бы и сфотографировать, не помешало бы.

И опять перед глазами абстрактный кусок стекла. Много их по дворам валяется, и все какие-то похожие. Отличишь ли один от другого? Впрочем, почему же… Есть бутылки четвертушки, есть поллитровки, 0,75, литровые, есть молочные, есть темного и светлого стекла. И осколки могут быть разные: горлышко, донышко, стенка.

А здесь какой был осколок? Возвращаюсь к «явке с повинной». Как он там написал об осколке? Никак. Осколок — и все. А что же он искал, просто осколок? Если, к примеру, искать пистолет системы «наган» со ржавым дулом или охотничий нож, то не так уж будет и важно, где их найдешь — здесь или на двадцать метров правее. Ведь наганы просто так на земле не валяются. А бутылочные осколки, бывает, валяются и просто так. И чтобы их искать, надо предварительно уточнить хотя бы в общих чертах какие-то признаки, позволяющие выделить данный осколок как орудие убийства из ему подобных, лежащих «просто так».