Протест прокурора. Документальные рассказы о работе прокуроров

На суде святой инквизиции в Толедо утром 17 августа 1569 года перед сеньорами инквизиторами предстал Франсиско Роберт, и, когда он явился, ему сказали, что ввиду единогласия в его деле он должен сознаться в насмешках над монахами и в лютеранских заблуждениях, чтобы облегчить свою совесть. Франсиско Роберт ответил, что сказал уже всю правду. Но сеньоры инквизиторы вынесли впечатление, что он сказал неправду, вследствие чего пришли к убеждению, что необходимо пытать его — водой и веревками по установленному способу. «1. Было приказано прикрутить и дать один поворот веревке. И так было сделано. Он произнес: «О, Господи». 2. Тогда приказали дать второй поворот и дали, и ему предложили сказать правду. Он сказал: «Скажите, чего вы желаете от меня, и я готов служить вашей милости…» 5. Тогда приказали еще раз прикрутить веревку, и он только простонал: ох, ох… 8. Приказали еще раз прикрутить и прикрутили. Он сказал, что отрекается от отца и матери. Когда его спросили, почему он отрекается, он прочитал «Отче наш» и сказал, что больше ничего не знает. 9. … 10. …

В присутствии меня, Хоана де Вергара (секретаря)». Подпись.

Канули в лету эти времена. Впрочем, их отголоски кое-где сохранились. В американском судебном процессе, например, и поныне признание подсудимым вины снимает необходимость дальнейшего исследования доказательств, и судьям остается лишь определить меру наказания. Широко распространен «торг» в суде между прокурором и подсудимым. Чтобы добиться признания, а стало быть, и осуждения, прокурор снижает постепенно тяжесть обвинения до тех пор, пока это не устроит подсудимого, и тот не согласится отбывать наказание на льготных условиях. Разумеется, происходит это тогда, когда доказательств обвинения маловато, и прокурор не уверен, что суд вынесет обвинительный приговор…

Том первый, лист дела четыре. За заявлением Бахтадзе о явке с повинной следует протокол выезда на место происшествия. Все правильно. Бахтадзе должен показать на месте, в реальной обстановке, где, как и что он делал. Тогда, может быть, мы ему поверим. Особую доказательственную ценность приобретают в таких случаях те добытые при осмотре места происшествия факты, о которых, мог знать только один обвиняемый, и никто другой.

Вспоминается одно дело об убийстве. Подозреваемый пояснил, что, скрывая следы преступления, он выбросил часы потерпевшего в колодец. Выехали на место, тот показал колодец. Вычерпали воду и нашли часы. Стрелки их показывали время убийства. При таком результате вряд ли кто-либо может усомниться в правдивости признательных показаний подозреваемого. Но, к сожалению, подобные хрестоматийные случаи — удача для следователя довольно редкая. Следственная практика небогата эффектами, чаще приходится «клевать по зернышку».

В случае с Бахтадзе, судя по всему, все предвещало удачу. Ведь он вызвался найти орудие преступления — осколок бутылки, который находился в месте, известном одному ему, и никому более. И он нашел этот осколок и вручил его работникам милиции в присутствии понятых. «При этом он сказал, что именно это и есть тот осколок, которым он несколько раз провел по горлу Гущина» (из протокола выезда на место происшествия).

Я прочитал еще раз протокол, и что-то меня насторожило. Я прочитал его еще раз. А где нашли осколок? «В конце дома № 3 по улице Черкасской, вправо от подъезда на расстоянии двух метров». Эти координаты мне ни о чем не сказали. Я не мог себе представить ни улицы Черкасской, ни два метра вправо от подъезда. А я, проверяющий прокурор, и все, кто проверял дело до меня и, может быть, будут проверять после, должны себе это представлять. В заявлении о явке с повинной Бахтадзе указал, что выбросил осколок примерно в десяти метрах от хоккейной площадки. В каком же месте относительно хоккейной площадки обнаружен осколок, в том ли, как это описал Бахтадзе? И есть ли там вообще хоккейная площадка? Я не должен догадываться и домысливать, я должен знать это точно.

Протокол выезда на место происшествия не давал мне такой возможности. А коль так, то я вполне правомерно мог предположить, что бутылочный осколок был обнаружен не там, где по показаниям Бахтадзе он должен находиться. И никто меня не сможет в этом опровергнуть. Я не торопился предвосхищать, как может повлиять обнаруженный дефект на окончательные выводы, это покажет дальнейший анализ доказательств. Но ясно было одно: убедительность важного следственного действия оказалась под сомнением. Компенсируется ли это сомнение другими уликами?