Пространство и время

Михаил неспешно отложил ключи в сторону и, натужно кряхтя, стал вылезать из-под автобуса. Вылез — Томка стояла перед ним сияющая, вся подалась к нему, ждала, видно, что он обнимет ее, притянет к себе, прижмет, соскучился ведь наверняка, а он стоял спокойный, даже как будто равнодушный, смотрел на нее не злыми, но чужими, незнакомыми глазами, и Томка вдруг сникла, растерялась и сказала тихо:

— Ты чего, Миша? Я приехала. Это я.

— Ну, вижу, — сказал он.

— Вот, вернулась, — добавила Томка, не зная, куда спрятать протянутые было к Михаилу руки.

— А куда тебе еще деваться? — насмешливо спросил он; насмешка у него получилась злой, ядовитой, губы снисходительно искривились, и она в первый раз в жизни заметила, какие у него черные, как икринки, маленькие кружки-точки в зрачках. «Да что он?» — пронеслось у нее.

— Ты что, ревнуешь, что ли? — наконец догадливо, но с какой-то неожиданной приниженностью в голосе спросила она.

— Во, графиня нашлась! — снова усмехнулся Михаил. — Ревновать ее надо!

— Ну а чего ты тогда?

— А чего я? Ты ведь, кажется, замуж ездила выходить, не я?

— Ну и вышла! — разозленно выпалила Томка. — А теперь вернулась. Не устраивает?!

— Пожалела, выходит, меня?

Томка, наверное, с минуту внимательно смотрела ему в глаза, и много разных решений вертелось одновременно в ее голове: например, взять разделаться с Михаилом или, наоборот, неожиданно обнять его, ткнуться ему в грудь, — но и в самом деле не знала, как сделать сейчас лучше, и поэтому только изучающе смотрела в его глаза; а он выдерживал ее взгляд спокойно, со снисходительной усмешливостью в уголках губ: он чувствовал — сила сегодня на его стороне.

— А я-то, дура, джинсы хотела тебе купить! — вдруг сказала Томка совсем что-то несуразное, неподходящее для этой минуты, и Михаил искренне не понял ее, удивленно протянул:

— Чего-о?..

— У меня ведь и деньги есть, — слегка сникла Томка. — Много денег. На свадьбу дарили.

— Эх, дура ты, дура! — покачал головой Михаил. — Все-таки сделала по-своему?! Ну и ну…

— Это ты брось, — возмутилась Томка. — Ты не захотел — ну и не взял меня в жены! Так я сама себе свадьбу устроила. И погуляла на ней. Понял?

— Ладно ахинею-то нести. Завела тут про свадьбу…

У Томки неожиданно навернулись на глаза слезы.

— Ну ладно, ладно… — примиряющим тоном пробормотал Михаил: он терпеть не мог женских слез. — Чего теперь…

Тяжко, и горько, и безысходно как-то стало на душе у Томки, и хотя в словах Михаила была как будто своя правда, ей тем более не хотелось принимать эту правду — она ведь шла не от чужого человека, а от самого близкого, родного. От любимого.

— Вчера думала: вернусь — обрадуешься, заживем хорошо. А ты… — задыхаясь, прошептала Томка.

— Ну, вернулась — и вернулась. Куда тебе деваться теперь? Натворила там… Иди лучше домой. Я после обеда отпрошусь. Поговорим еще…

— Чужой ты какой-то стал. — Томка обиженно полуотвернулась от Михаила.

— А ты думала: так прямо и обрадуюсь, целовать брошусь? Ты кто мне? Ты кто такая вообще? Болтаешься ни там, ни здесь, черт знает что и на уме… А я должен потакать тебе? Да плевать я на все это хотел!

Томка внимательно, как будто даже пораженно слушала его. Сказала тихо, задумчиво:

— Так, может, я тебе вообще не нужна? Ты скажи.

Все у него тут замерло внутри, насторожилось, напряглось, но почти в ту же секунду, в которую она спросила, он ответил ей ровным, спокойным голосом:

— Может, и не нужна. Только куда ты от меня денешься? Теперь-то куда, а? — Глаза его смотрели как бы с укором и одновременно насмешливо.

«А и правда, — подумала она, — куда?»

И тут же почувствовала страстный внутренний протест, словно ее теперь, как собачонку, пристегнули за поводок к ошейнику и заставляют любить силой, а не по собственной охоте и разумению.

«Ну нет! — подумала она. — Не бывать такому! Что это я? Чего унижаюсь?» А вслух сказала:

— Ладно, пойду домой. — И медленно побрела от него.

Михаил, с грязной ветошью в руках, в замасленном комбинезоне, растрепанный, смотрел ей потрясенно вслед, сам не ждавший от себя той жестокости последних слов, которые сказал ей: «Куда ты от меня денешься? Теперь-то куда, а?» Ведь он, как только она уехала в Озерки, буквально места себе не находил, думал: а вдруг и правда выкинет такое, замуж выйдет, да не просто выйдет, а надолго, навсегда, мало ли как оно там все получится?.. И мучился, страдал, ждал ее, надеялся, верил и не верил, и когда увидел ее здесь, сейчас, вот когда пришла к нему, почувствовал не облегчение, не радость, а неожиданное ожесточение в сердце, захотелось сделать ей больно, ударить даже хотелось: ишь как легко у нее, там свадьба, гулянка, пьянка, деньги, женихи — а жаловаться сюда едет, к нему, да она что, спятила совсем? И хотя Михаил только того и ждал, чтобы она вернулась, но вот не смог переломить в себе гордыню, похлестал ее малость словами, поотбил охоту бездумно порхать, пообжег немного крылышки перелетной птице…