Пространство и время

Дверцы с прежним скрежетом запахнулись. Автобус с места сразу рванул на скорости; чистая — будто умытая — асфальтированная дорога весело побежала вперед. Мужики и бабы ехали, видно, на базар, на Томку не обращали внимания, и она, невольно прислушиваясь к их разговору, вдруг почувствовала, как ее начинает заражать их веселый, азартный настрой, предвкушение удачливого дня: вон с утра уж повезло — в автобус посадили, видать, парень свойский оказался, понимает их, не каждый посадит с бидонами да с тюками…

Томка слушала их гомон и, сама того не замечая, краешком губ улыбалась: ведь ей тоже, что ни говори, повезло сегодня; останься она, неизвестно еще, как сложились бы дальше деньки, то ли она с отчаяния это сделала, то ли по глупости или, может, от ума — неважно, но вот катит она сейчас в город и думает: все правильно, так нужно, и ни в чем не раскаивается…

Она нисколько не сожалела, не ругала и не презирала себя, что сделала так, а не иначе — сбежала от жениха, от мужа, поначалу-то переполох большой случится, отца, конечно, жалко по-настоящему, переживать будет, а остальные ничего, перебьются, что для них ее жизнь? Да так, одно имя: Томка и Томка… Ну, может, и не совсем так: Ипашка любит ее. А она? Сколько она расспрашивала себя: люблю ли я его? И вот если б не свадьба, так никогда и не разобралась бы в себе. А теперь ясно: не нужен ей Ипашка, вот вышла за него — и сразу поняла это, к чему же дальше комедию ломать? Главное, она Мишку любит, но свадьбы им такой не видать никогда, вот и получается: любишь — тебе шиш с маслом, а не любишь — (но только согласись выйти замуж) — деньгами и подарками осыплют, купят со всеми потрохами. Чудно как-то!

Автобус въезжал на окраинные улицы города; Томка заметила, что шофер повез их не в сторону автовокзала, а поближе к базару. Она усмехнулась. И усмешка ее была не злорадная, а с пониманием, ей нравился шумный, азартный гомон мужиков и баб в автобусе, отчего-то ей не было ни стыдно, ни больно своего бегства, словно в этом шуме и гаме была какая-то отгадка, а может, она и в самом деле отчасти была в этом: лишь бы не плесень вокруг, а живая жизнь, со своей правдой, пусть хоть она трижды всем глаза разъест — плевать!

В общем, сумбура в Томкиной голове было достаточно, но чувствовала она себя праведно: бежала-то она не от любви, а к любви, оттого и правильной казалась ей собственная жизнь.

У базара автобус остановился, мужики и бабы, расплатившись, вывалились из автобуса; Томка решила выйти тоже здесь.

— А ты-то чего? — удивился шофер.

— Да мне тут ближе.

— Ну, давай тогда… Чего в Озерках-то передать? — заводя мотор, весело крикнул он, перекрывая голосом шум стартера.

— Видел, мол, меня. Жива-здорова!

Шофер усмешливо покачал головой, и автобус побежал по улицам города. Томка, проводив взглядом автобус, огляделась вокруг и неожиданно весело подумала: а чего, если джинсы купить? Себе и Мишке? Вот обрадуется-то… Она завернула на базар, походила между рядами, туда ткнулась, сюда и только уже у выхода напала на нужного человека. Верней, он словно сам чувствовал, чего она ищет, окинул ее оценивающим взглядом, спросил непринужденно и нахально:

— Желаешь, значит, красывой стать, а, дэвушка?

— Чего тебе? — грубо откликнулась Томка.

— Мнэ ничего, я прохожий. Слышал, в этом городе джинсы есть. Нэ слыхала?

— Ладно заливать-то! Насквозь ведь вижу. Ну, мне джинсы нужны. Продаешь, что ли?

— Могу подсказать. Для хорошего чэловека ничего нэ жалко. Много надо?

— Две пары. Пятьдесят второй. И пятьдесят четвертый.

— Любой размэр. Готовь валюту. Всэго три сотни и двэ десятки в придачу.

— Готовы уже.

— Тогда в семь вэчера у той будки.

— А сейчас?

— Слушай, откуда я тэбя знаю? Ты кто такой? Может, ты из одной конторы? Потэрпи намного.

— Ладно, в семь. Вон там? — показала Томка.

— Вэрно говоришь, молодэц, дэвочка. Один совет: большэ нэ ищи. Нэ найдешь.

— Да уж это ясно. Если уж вы взялись за это дело, крохоборы, кто с вами справится! Ну, привет! В семь у будки.

— Вэрно говоришь…

У Томки был до этого план: купить джинсы и сразу к Михаилу на автобазу — обрадовать его. А теперь что делать? Но вовремя подумала: при чем здесь джинсы? В них все дело, что ли? Главное, она сама вернулась, к нему, к Мишке, не нужны ей никакие законные мужья и женихи, плевать она на них хотела, есть у нее Мишка — ей достаточно, а остальное в жизни — трын-трава. Села на рейсовый автобус и вскоре была уже на родной автобазе. Пока шла по территории парка, лавировала между автобусами, искала Михаила, со многими перебросилась грубоватыми шутками, — знали они, что ли, что она ездила замуж выходить? Или так просто подначивали? Мол, ну что, Томка, когда расходиться будешь, чтоб руку-сердце свои предложить? Вряд ли Миша разболтал, не к его выгоде, просто чесали языками, как всегда. Обычное дело.

Михаила она нашла на эстакаде, он лежал под днищем автобуса, ворочал гаечными ключами. Увидел он ее сразу, узнал по ногам, по походке, но вылезать из-под автобуса не спешил. Она сама склонилась к нему, прошептала соскучившимся голосом:

— Миша, эй! Вылазь! Гости к тебе!