«Ваше утверждение, товарищ Ипатьев, будто село Озерки издревле было перевалочным пунктом казаков Степана Разина, подтверждается историческими источниками, но вывод, который Вы делаете из своего утверждения, звучит несколько парадоксально, да, пожалуй, и не совсем концептуально оправданно. Если верить Вашим выкладкам, казаки, останавливаясь в селе Озерки, постепенно в корне изменили не только внешний облик потомственного коренного населения, но главное — наделили его особыми чертами угрюмости, раннего полового созревания, быстрого нравственного развития, что частично находит подтверждение даже, казалось бы, в такой мелочи, как нынешнее особое поведение и развитие молодежи в современных Озерках. Этот Ваш вывод, товарищ Ипатьев, наиболее уязвим. Хотя мы и не можем не согласиться, что поселок Озерки в отношении молодежи представляет собой интересное социальное и психологическое явление, а именно: молодежь уже к 16—17 годам становится, как нигде в нашей области, поразительно зрелой, взрослой, самостоятельной, граждански и политически подкованной, тем не менее считать эту особенность молодежи поселка Озерки следствием биологического фактора и даже, как Вы утверждаете, «духовным наследием» борца за народное счастье Стеньки Разина, мы решительно не можем и видим здесь некоторую казуистику, возникшую, видимо, из чересчур локального интереса автора к проблемам молодежи того поселка, в котором сам автор нынче проживает. Если можете, напишите нам на основе Вашего материала небольшое литературно-художественное эссе о старинных нравах и обычаях поселка Озерки, мы с удовольствием напечатали бы его на страницах нашего воскресного «Литературного калейдоскопа». С уважением — зам. редактора Н. С. Бобришин».
Больше Иван Илларионович Ипатьев никогда в газету не писал, но продолжал верить, что особая медлительность молодежи, ранняя ее взрослость, даже строй речи, манера держаться именно на переломе «юность — молодость» несут в себе явные знаки серьезного социально-биологического явления, которое когда-то имело место в бывшем перевалочном пункте казаков Степана Разина.
— Ну а все-таки, что пишут-то? — кивнул Иван Илларионович на телеграмму, которую сын перечитывал вот уже несколько раз.
— Скоро узнаешь, батя, — медленно проговаривая каждое слово, Гена Ипатьев как бы ободряюще и по-свойски подмигнул отцу: — Возможны, батя, великие события…
— Мой тебе совет, — сказал отец, вновь склоняясь над книгой, — берись за дело. Чем быстрее, тем лучше для тебя.
— Возьмусь, батя. Погоди, то ли еще будет…