Петька поначалу думал: прохворает мать денька три и встанет — так каждый год бывало. Но температура не спадала, и он тоже стал беспокоиться: вопросительно поглядывал на отца, без напоминаний выполнял все его поручения, даже гулять не выходил.
В избе было дымно, пахло разопревшими травами, переваренными щами, подгоревшей картошкой. Кроме Анны Григорьевны хворали еще две учительницы. Фельдшерица уверяла — простуда, но Василий Иванович все чаще и чаще думал: «Грипп». И понял, что не ошибся, когда по радио сообщили об эпидемии и мерах предосторожности.
Через несколько дней он тоже слег. Лежать было скучно. Василий Иванович перебрал в памяти все сельские новости, сказал жене:
— У попа, похоже, нелады в семейной жизни начались. Учителя видели, как попадья в одной телогрейке по улице бежала. Должно, скандалит он и рукам волю дает.
— Чужая жизнь — потемки, — пробормотала Анна Григорьевна.
— Верно. Но рукам волю давать не положено. За это и привлечь можно.
— Сам привлекать будешь или в милицию сообщишь? — с насмешкой спросила жена.
Василий Иванович вспомнил: ей нельзя волноваться, и смолк.
Каждый день Батин с нетерпением ждал сына, все надеялся: Петька наконец скажет что-нибудь этакое, и можно будет сделать вывод — без директорского глаза в школе плохо, учителя не справляются, постоянно спрашивают, когда он, Василий Иванович, поправится. Но Петька хвалил Ветлугина и других учителей, сообщал, что на переменках теперь первоклассники не вертятся под ногами, а играют в разные игры, которые придумывает для них Лариса Сергеевна.
— Топят как? — придирчиво спрашивал Василий Иванович.
— Хорошо топят.
— Техничка прибирает классы или в грязи сидите?
Школьная техничка иногда убирала классы на скорую руку: повозит шваброй по полу, помашет метлой — вот и все. За это Василий Иванович объявлял ей в приказах выговоры, грозился уволить, во всеуслышание говорил, что полы надо мыть как положено и подоконники вытирать, сердился, если на пальце, после того как он проводил им по подоконнику, оказывалась пыль. И он от удивления открыл рот, когда Петька сказал, что теперь ребята сами убирают классы, что техничка лишь помогает им. «Самоуправство! — взволнованно подумал Василий Иванович. — За такие дела по головке не погладят». Представил, как придет в школу, выразит свое неудовольствие, удовлетворенно хмыкнул: в его отсутствие учителя все же напортачили. Но очень скоро Василий Иванович понял: школа должна приучать ребят к самостоятельности, уборка классных комнат — нужное и полезное дело. Стало досадно, что такая простая мысль не пришла ему в голову раньше.
Еще недавно Батину казалось, что учителя будут часто навешать его — спрашивать, советоваться, а получалось — обходятся без него. Ему хотелось увидеть их, поговорить. Вспомнил: через несколько дней надо ехать в банк, без его подписи деньги не выдадут. В банк ездила Валентина Петровна, и Василий Иванович решил, что она придет с Ларисой Сергеевной и, возможно, с Ветлугиным. Подумал о молодых учителях: «На все готовенькое пришли, не видели, какой школа сразу после войны была. Сколько сил потрачено, чтобы все в порядок привести».
Ветлугин жил от зарплаты до зарплаты — от четырнадцатого числа до двадцать восьмого. Деньги убегали как вода сквозь сито. За несколько дней до зарплаты обшаривал карманы, по-детски радовался, если находил рубль или трешницу. Получал Ветлугин не так уж мало, но он не умел планировать, не соизмерял свои возможности с бюджетом. Много денег уходило на книги — в сельмаг иногда привозили интересные новинки, а в районном центре без всякого труда можно было подписаться на те издания, которые в Москве надо было или «ловить», подолгу простаивая в длиннющих очередях, или доставать по блату, или же приобретать по спекулятивной цене. А тут прекрасные книги продавались свободно — только рублики выкладывай!
Ветлугин уже стал обладателем подписки на собрание сочинений Мопассана. Первые тома этого издания вышли еще до войны, от долгого лежания в сыром помещении слегка попортились. Узнав, что на Мопассана можно подписаться, Ветлугин немедленно выкупил уже вышедшие тома, внес задаток, бережно спрятал квитанцию. Из районного центра вернулся с двумя пачками, хотя собирался купить одеяло. Но не горевал — решил в сильные морозы накрываться, как и прежде, пальто, любовно обтер книги тряпкой, распрямил и прогладил утюгом уголки страниц.
Галина Тарасовна спрашивала, когда он приносил перевязанную шпагатом пачку, сколько это стоит. Услышав цифру, ахала, с осуждением говорила:
— Лучше бы полотна на простыни набрали. Ваши уже светятся. Три-четыре стирки — и совсем прохудятся.
— Успеется, успеется, — бормотал Ветлугин и спешил скрыться в своей комнате — хотелось поскорее распаковать книги.