Проси, что хочешь: сейчас и всегда (ЛП)

Парнишка не двигается. Он просто смотрит на меня. Симона начинает его подбадривать, затем к ней присоединяется Норберт, мальчик делает шаг вперед и замирает. Он боится. Я улыбаюсь и снова говорю:

- Дорогой, я обещаю, что с тобой ничего плохого не случится.

Флин опасливо смотрит на меня, и тут неожиданно Трус бросается в снег и, перевернувшись кверху лапами, начинает, нежась, валяться в снегу. Симона с улыбкой чешет ему брюхо.

- Видишь, Флин. Трус просто хочет, чтобы его пощекотали. Подойди…

Я тоже чешу псу брюхо, и он высовывает на бок язык от удовольствия.

Внезапно мальчик подходит, наклоняется и вне себя от страха осторожно пальчиком дотрагивается до Труса. Уверена, что впервые за много лет он прикасается к животному. Увидев, что собака на это никак не реагирует, Флин с воодушевлением снова трогает ее.

- Ну, как тебе?

- Мягко и мокро, - шепчет ребенок, протянув уже целиком всю ладонь.

Через полчаса Трус и Флин уже стали друзьями, и когда мы с криками и смехом скатываемся на санях, пес бежит рядом с нами.

Мы все промокли, и с головы до ног покрыты снегом. Всем хорошо. Мы веселимся от души, и тут вдруг слышим звуки, приближающегося автомобиля. Эрик. Мы с Симоной переглядываемся. Флин, завидев дядю, замирает без движения. Это меня удивляет. Он не бежит к нему. Когда машина подъезжает, я убеждаюсь, что Эрик за нами наблюдает, и по его лицу заметно, что он в плохом настроении. Ладно, все нормально. Я, не сдержавшись, шепчу Симоне:

- Ох-ох! Нас застукали.

Женщина кивает головой. Эрик тормозит, выходит из машины и настолько сильно хлопает дверью, что можно легко оценить, насколько он зол, еще до того как он с угрожающим видом подходит к нам.

Матерь божья! Да он просто в бешенстве!

Когда он в таком состоянии, спасайся, кто может. Все замерли, не дыша. Я гляжу на него. Он глядит на меня. И когда Эрик оказывается рядом с нами, он с осуждением кричит:

- Что здесь делает эта собака?

Флин молчит. Симона и Норберт стоят, как парализованные. Все смотрят на меня, и я отвечаю:

- Мы играли в снегу, и он играл вместе с нами.

Эрик берет Флина за руку и рычит:

- А с тобой мне надо поговорить отдельно. Что ты натворил в колледже?

Меня возмущает то, каким тоном он разговаривает с ребенком. Разве это так уж необходимо? Но, уже собравшись сделать ему замечание, я слышу:

- Мне снова звонили из колледжа. Очевидно, ты опять ввязался в драку, и на этот раз очень серьезную!

- Дядя, я…

- Замолчи! – кричит он. – Ты добьешься того, что отправишься прямиком в интернат. Марш в мой кабинет и жди меня там.

Под тяжелым взглядом Эрика Симона с Норбертом и мальчиком уходят.

Женщина с грустью провожает меня глазами. Несмотря на то, что я понимаю, что мне сейчас крепко достанется, я ободряюще подмигиваю ей. Как же зол мой глупый немец. Оставшись наедине, Эрик замечает сани и, указывая на следы на горке, шипит:

- Я хочу, чтобы эта собака убралась из моего дома, ты меня поняла?

- Но Эрик… послушай…

- Я ничего не собираюсь слушать.

- А должен бы, - настаиваю я.

Скрестившись со мной взглядом, он, наконец, кричит:

- Я сказал, вон!

- Послушай, если тебе испортили настроение на работе, не надо отыгрываться на мне. Ты переходишь всякие границы!

Он тяжело вздыхает, проводит рукой по волосам и бормочет:

- Я тебе сказал, что не хочу видеть здесь этого пса, и, насколько мне известно, я не разрешал тебе ни давать моему племяннику санки, ни подпускать к нему это животное.

Удивляясь его плохому настроению, я решаю не уклоняться от ссоры и возражаю:

- Не думаю, что я должна просить у тебя позволения, чтобы поиграть в снегу. Или все-таки должна? Если да, то тогда с сегодняшнего дня я буду спрашивать у тебя разрешения, чтобы дышать. Черт, только этого еще не хватало!

Эрик не отвечает, и я со злостью добавляю:

- Что касается Труса, я хочу, чтобы он остался здесь. Этот дом достаточно велик для того чтобы ты мог даже не встречаться с ним, если тебе так хочется. Да у тебя сад размером с городской парк. Я могу смастерить для него будку, чтобы он в ней жил и охранял дом. Я не понимаю, почему ты настаиваешь на том, чтобы выгнать его на улицу в такой холод. Разве ты этого не видишь? Тебе его совсем не жалко? Ему, бедненькому, холодно. Идет снег, а тебе не терпится выставить его из дома. Эрик, пожалуйста.

В своем костюме и пальто глубокого синего цвета Эрик выглядит потрясающе. Он стоит и смотрит на Труса, который виляет перед ним хвостом, мой красавчик!

- Джуд, ты думаешь, я дурак? – говорит Эрик.

А так как я не отвечаю, а просто ошеломленно гляжу на него, он объясняет:

- Это животное уже давно живет в гараже.

У меня замирает сердце. Ему известно про мотоцикл?

- Ты знал?

- Ты думаешь, что я такой тупой, чтобы этого не заметить? Конечно, я знал.

Сначала у меня от удивления открывается рот, и, не дав мне ничего объяснить, он настаивает:

- Я тебе сказал, что не хочу, чтобы он жил в моем доме, но, несмотря на это, ты солгала и…

- Раз он теперь опять стал твоим домом… Знаешь, я могу и обидеться, - шепчу я, не упомянув про мотоцикл.

Если он молчит про него, то мне тоже сейчас лучше не поднимать эту тему.