Прощание. Последний конфликт

— Мне кажется, ты начинаешь тихо скатываться в депрессию, — напомнил о своем присутствии Преображенский.

Я решила не ходить вокруг да около:

— На ближайшем заседании совет будет думать, что со мной делать. На планете меня оставлять нельзя, поскольку кости не выдержат пагубного воздействия Солнца, несмотря на все ваши хваленые меры по обеспечению безопасности. Значит, отправят обратно на Землю в сопровождении какого — нибудь племенного жеребца, чтобы изменить генетическую структуру наших детей, которые бы смогли нормально жить на Лей. Они решат проблему членов совета, которые не могут иметь потомство от себе подобных, и начнут возрождение нации. А я так и останусь на Земле, чтобы выполнять великую детородную функцию.

— Никогда не замечал за тобой подобного пессимизма, — нарочито бодрым голосом ответил Преображенский. Пытался поднять боевой дух? Не знаю. В тот момент мне было все равно.

— Просто пытаюсь здраво смотреть на вещи. Разве ты на моем месте не стал бы делать так же?

На этот раз Саш промолчал. Но установившаяся в салоне транспортника тишина не давила на сознание — напротив, ощущалась приятным и ненавязчивым дополнением. Я подумала, что мне будет не хватать ее на Земле после возвращения. Пожалуй, мне просто будет не хватать самого Преображенского. Я глубоко вздохнула. Смириться с мыслью о том, что, несмотря на все происходящее, я успела прикипеть к симпатичному кадровику, оказалось неожиданно просто.

— Все в порядке, Лейквун? — Саш повернул голову в мою сторону.

— Да. Все хорошо.

В тот момент я действительно сказала правду.

ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ. О ТОМ, НА ЧТО БЫВАЕТ СПОСОБНА СВОБОДНАЯ ВОЛЯ

Вечером у нас с Преображенскими состоялся традиционный чай. Селена все время посматривала на нас с Сашем, но вопросов не задавала. Глава семейства сообщил, что собрание Совета Двенадцати состоится совсем скоро, поскольку Максимильян Дорн возвращается домой. К этому деду я сразу испытала неприязнь. Ну не укладывалось у меня в голове то, что можно продолжать заниматься государственными делами, когда решается будущее собственной семьи. Особенно учитывая тот факт, что будущее это зависит от одной доставленной с Земли женщины.

По окончании чаепития, когда мужчины уже покинули стол, Селена все же подсела ко мне и заговорила не слишком решительным тоном:

— Я могу быть с тобой откровенной, Лейквун?

— Думаю, да, — решила я, сосредотачивая внимание на маме Саша.

— Дело в том…я хотела кое — что узнать у тебя о нравах Земли.

— Спрашивайте, конечно, — сразу же согласилась я. Очень уж интересно выглядела смущенная мадам Филлис.

— Я хотела бы узнать, как у вас обстоит дело с рождением детей, — наконец произнесла Селена. — Я имею в виду морально — психологический аспект материнства. Ведь это же, наверное, жутко неудобно — постоянно находиться рядом с беспомощным существом: кормить его из бутылочки, мыть, одевать, заниматься гимнастикой!

— Вы так много знаете о воспитании земных младенцев, — удивленно заметила я. — Безусловно, все это чрезвычайно сложно. Но ведь и материнство просто так не наступает: по большей части, решение завести ребенка является чрезвычайно взвешенным, и к матери относятся с большим уважением. Ведь она решилась на очень серьезное дело — подарить миру жизнь.

— Иногда мне кажется, что мы стали слишком формально подходить к этому вопросу, — призналась Селена внезапно. — Просто появление на свет ребенка — это обязанность каждого лейнианца, поэтому наступает момент, когда мы идем к целителям и отдаем свой генетический материал, чтобы в зале с капсулами зарождения стало одним жителем больше. Единственное послабление, которого мы добились с годами, — это возможность оплодотворения теми мужчинами, которые нам симпатичны. Но со временем… — она замолчала, и я по — новому взглянула на женщину. — Я понимаю, что Саша вырос. Его рождение было нашей со Славой обязанностью, но воспитывать сына мы все равно решили вместе. А сейчас…я испытываю непреодолимое желание подарить этому мужчине еще одного ребенка. Причем, глядя на вас с сыном, хочу сделать это естественным способом, без помощи целителей.

Я поняла, что мои брови медленно, но верно ползут на лоб.

— Естественное рождение? Вы уверены, Селена?

— Я уже несколько лет думаю над этим, просто никак не решалась поговорить со Славой. А по твоим глазам вижу, что ты мое решение одобряешь.

— Что может быть важнее жизни? — незаметно для самой себя поддержала я женщину. Видя ее расцветающее и оттого кажущееся еще более молодым лицо, я поняла, в кого пошел Преображенский. Именно материнские черты беспрестанно проявлялись в нем.

— Как полезно иногда бывает поговорить с представителем иной цивилизации, — пытаясь вернуться к официальному общению, заметила Селена, но я не дала ей уйти от разговора.

— Если решились — дерзайте. Порой даже минутное промедление может обернуться годами сожаления.