Прощание. Последний конфликт

— Свободную волю, — пояснила Амандин. — Когда мы стали работать на благо национального будущего, мы утратили индивидуальность.

— И теперь те, кто считает, что ее необходимо вернуть, а индивидуумам предоставить право развиваться как личностям самостоятельно, назвали себя движением натуралистов.

— Ты сейчас разговариваешь с двумя его представителями, — добавил Август. — Пусть и сами мы — целиком и полностью продукты генной инженерии, а Марию вынашивала капсула, набор генов в ней не изменялся вообще, и родилась она такой, какой могла бы родиться в обычной человеческой семье. И пусть общественные нормы довлели на сознание, индивидуальности невозможно было не заметить. Ей хотелось познать себя. Вот почему она, в конце концов, покинула планету, нося тебя под сердцем.

— Твое зачатие, в том числе, стало возможным благодаря неизмененной генетической карте Марии. Это настоящий успех в целительстве. Потому — то и грозит разразиться довольно ожесточенная полемика на совете, когда вопрос коснется твоего кастового определения: военные просто не захотят уступить возможность смешать свои гены с представителем одной из главных семей, не подверженным проблеме с зачатием.

— Да, но ведь мое родство с Себастьяном еще не подтверждено, — попыталась возразить я.

Комнату огласил протяжный низкий звук, напомнивший мне трубу. Август отлучился в соседнюю комнату, скрытую полутьмой, и через несколько минут, в течение которых мы с Амандин молча потягивали чай, вернулся со скупой улыбкой на губах:

— Устаревшая информация. Ваши с Себастьяном генетические карты не оставили сомнений даже у тех, кто не отметил чрезвычайного внешнего сходства. Совет Двенадцати уже предупрежден о том, что будет обсуждать твою причастность к одной из двух ведущих групп.

— И что мне делать? — упавшим голосом спросила я. Хотя чего стоило еще ждать от безошибочно — совершенной медицины? — Мне нельзя оставаться на планете, иначе я рискую погибнуть из — за неподготовленности к вашему климату. Я уже о вынашивании плода не говорю…

— Просто будь собой, — ко мне подошел Август и легко сжал за плечи. — И не надейся, что останешься там одна. На этой планете у тебя больше союзников, чем ты думаешь.

Говорили мы долго. По рассказам Августа и Амандин я довольно быстро усвоила историю превращения раян в лейнианцев. Просто условия жизни на планете оказались таковы, что гордым исполинам пришлось под них прогнуться, и в итоге, хоть и разными путями, но два звена эволюции оказались в одинаковых экологических условиях. Быть может, у нас и правда было больше общего, чем могло показаться поначалу…

Когда пришла пора возвращаться домой, а я уже покинула старших родственников, Мария вызвалась проводить меня к транспортнику, пока Преображенский готовил все для вылета.

— Так и не получилось поговорить как следует, — шутливо пожаловалась она, но в ее словах я услышала плохо скрываемый страх. Он появился ровно после того момента, когда Август во всеуслышание объявил о нашем с Себастьяном Дорном кровном родстве. И я знала, с чем именно он был связан.

— Как ты здесь? — стараясь не выдать волнения, дежурно поинтересовалась я.

— Если думаешь, что меня пустили на опыты, то глубоко заблуждаешься, — фыркнула мать. — Наши в обиду не дадут. Хотя, конечно, была парочка нескромных намеков от военных, — Мария брезгливо поджала губы. — Зато твой друг не давал скучать — частенько навещал меня.

— Друг? — не поняла я поначалу.

— Майдиорн, — живо пояснила Мария. — Вытаскивал на прогулки, хотя у меня совсем не было на это настроения после возвращения в родные пенаты. Вот вроде и глава целой касты, а время нашел…

Я услышала скрытый упрек в адрес Себастьяна и в который раз уверилась в мысли, что маму на съедение формалисту — отцу отдавать нельзя. Я примерно представляла, во что может вылиться обнародование нашего родства, и обвинение Марии в укрывательстве потомства среди всех подозрений были, пожалуй, самыми несерьезными. Но Себа, как правильно говорила мама, свой шанс упустил. И я не собиралась добавлять ему козырей в рукаве.

— У Мая какой — то интерес к тебе? — с надеждой в голосе спросила я.

— Не думаю, — поморщилась Мария. — Просто приходил и беседовал. Я для него примерно такой же интерес, что и ты для Сашика поначалу, — последнее слово она выделила особо. — Задает вопросы, интересуется, наблюдает…стандартный набор исследователя.

— Кстати, о Саше, — решила я свернуть неудобную для матери тему. — Дед обмолвился, что для возвращения к человечности достаточно вернуть в ваши гены так называемый СВ — свободную волю. Это то, что ты с Преображенским сотворила?

Мария торжественно улыбнулась:

— Не — а! Думай дальше, мелкая.

— Не знаю. Правда, — я сдалась без боя, поскольку опасалась, что предмет обсуждения вполне может нарушить наш с Марией междусобойчик, а узнать о природе кадровика хотелось до рези в глазах. Не знаю, почему, но в свете приближающегося совета…хотелось!