Проша

«Потому что ты изменилась. Проша многое рассказал тебе — то, чего раньше не понимала. Прежде ты сама себе задавала вопросы, но ответа на них не получала. А теперь знаешь ответ, знаешь, что злой поступок дает темным силам власть над тобой. И тогда зло умножается. Многократно… Получается целая цепочка зла! Она кажется случайным нагромождением событий лишь для того, кто не ведает, что творит. Но знающий видит связь между ними. И ты её теперь видишь.»

— И что же мне делать?

Она задала этот вопрос вслух, хоть и не знала, с кем говорила сейчас, кому принадлежал этот внутренний голос. Душа ли это ей отвечала, растревоженная и напуганная душа, — или то был голос ангела хранителя… А может быть, с ней говорил Тот, к Кому она обратилась с первой в жизни молитвой…

— Что мне делать? — повторила она свой вопрос, дрожащим от боли и страха голосом.

«Ты уже наметила план действий. Исполни его…»

И Ксения поняла: то был голос её души! Душа знает больше, чем разум, и всегда подскажет правильный путь. Как переводчик, который передает вести из тонкого мира, перелагая их на доступный язык…

Ей показалось, душа её вдруг расширилась, стала больше, сильнее… Она выросла в эти дни, обрела свой голос и звала её действовать, помочь всем, кто оказался вовлеченным в замкнутый круг беды, очерченный возле неё и Проши. Сеня не сомневалась: за их семью принялся Сам — Прошин заклятый враг, которому она сама растворила двери!

Она встала с кровати и подошла к зеркалу. На неё глядело лицо, которое вдруг показалось ей незнакомым. Кто она? Какая на самом деле? Хорошая или дурная? Этот вопрос прежде не возникал — само собой разумелось, что она не может не быть хорошей! Но теперь её «я» корчилось, не желая принять иной ответ, иной взгляд на саму себя, и все-таки его принимая…

Ее обожгла догадка: а что если она… не совсем хорошая девочка? Да что там, попросту совсем не хорошая! Чудовище! Эгоистка бесчувственная! Сущий жухлик в девичьем обличье! Но она не собирается с этим мириться. Такую себя она не хочет, не любит, а значит придется с собой что-то делать, чтобы хоть чуточку измениться. Чтобы стать такой, на которую радостно поглядеть в зеркало!

— Ах ты, змеюка поганая! — зашептала Сеня пересохшими губами, глядя в зеркало. — Только бы было тебе хорошо, а как другим — это до лампочки! Испугалась, что У ТЕБЯ не будет бабушки! А что её ВООБЩЕ не будет, что она перестанет быть — это как?! Навредить ты ей навредила, а помочь не умеешь. Выходит, от тебя один только вред получается! До добра ты, дорогая моя, не дотягиваешься, потому что не хочешь до него дорасти. Просто хочешь стать взрослой, вырасти, а куда — в какую сторону… добра или зла? Об этом ты хоть раз задумывалась? Умница ты моя! Особенная моя! Нет, на это тебе наплевать!

Сеня скривилась от отвращения и плюнула в свое отражение. Потом, подумав, утерла плевок полотенцем.

«Плюй на себя, сколько хочешь, но зачем же зеркало-то марать и без того мерзко! — подумала она и заметалась по комнате как зверок в клетке. Как же теперь исправить все, что я натворила? Эй, хватит дергаться! Возьми себя в руки!» — велела она себе и высунулась в окно.

Был уже вечер, сад ещё нежился в бархатных лучах солнца, ласкавшего поникшие от зноя цветы. И эта светлая нега и ласка природы коснулась её обожженного болью сердца, оно потеплело, оттаяло, а Сеня… она заплакала. Нечаянно как младенец, который вдруг спотыкается и падает на бегу, спеша к протянутым материнским рукам…

И с этими слезами, будто прорвавшими невидимую плотину в душе, к ней пришло облегчение. Душа очистилась и смирилась с этим новым неприятным знанием о себе. Боль, корежившая её, отпустила и неожиданно родилось ощущение какого-то внутреннего движения, как будто где-то внутри себя поднималась вверх по ступенькам невидимой лестницы… Это движение доставляло неизъяснимую радость.

Она вновь подошла к зеркалу — осторожно, точно боясь сделать неверный шаг. Погляделась в него… На неё смотрела девочка, которая была заметно взрослее той, что только что отражалась в гладкой зеркальной поверхности. Эта девочка знала правду о себе и этой правды не испугалась!

— Ну что ж, — проронила Сеня вполголоса, — такой ты мне больше нравишься. Ты стала расти… Это больно, но хорошо, и радость намного сильнее боли! И не смей увиливать, не смей сбиваться с пути, потому что тогда ты будешь оторвышем, жухликом и никогда не сделаешься человеком!

Она уселась на кровать и долго сидела, прислушиваясь к этой новой радости, которая нарождалась в ней. И, приняв её всем своим существом, улыбнулась ей. Улыбнулась себе — новой. И поняла, что, кажется, начинает жить!