Впервые мама позволила себе проявить при дочери слабость, впервые плакала так открыто — не сдерживаясь, не боясь показаться жалкой… И Сеня тоже впервые поняла, что маме нужна её помощь. Что она сейчас сильнее её и должна эту малую детскую силу свою — всю, до донышка передать маме. Ох, если б она могла сказать маме, крикнуть громко, на весь дом, что Бог есть! Что он не лев Аслан, придуманный писателем Льюисом, — он… настоящий! И что она — Сеня — проникла в тот мир, где знают о нем. Что людям открыт только маленький уголок реальности, самый краешек, с которого начинается путь… Путь к Нему! Да, она теперь знала об этом, но боялась, что мама ей не поверит. Ведь у неё не было доказательств! Но она добьется, чтоб ей поверили. Чтобы стала её семья похожа на ту — Прошину, которой не требовалось никаких доказательств, потому что живая вера их не просит, не требует… Она знает — и все! Как знала Сеня той памятной ночью, что ей открывается мир, в котором ответ на все людские вопросы.
— Мамочка, все будет хорошо, слышишь? — жарко шептала Сеня, прижавшись к маме. — Ты помолись, мамочка, не бойся, что не умеешь. Бог нам поможет, я верю, я знаю…
Леля подняла заплаканные глаза. Она никак не ожидала услышать такое от дочери. Ее голосок растопил что-то в душе, и она, не таясь, заплакала, обнимая прижавшуюся дочурку.
— Деточка… маленькая моя! Бабушка наша слабеет. Она старенькая, но ей так не хочется стареть! В молодости она была очень красивой, и теперь… Ей страшно, она боится смерти, Господи, да кто ж не боится-то! — она глубоко и прерывисто вздохнула, пытаясь выровнять дыхание, потому что впервые при Сене произнесла вслух слова, которые боялась произносить. Слова о смерти!
— Понимаешь, девочка, я говорю ей: мама, ты бы в церковь сходила исповедовалась, как в старину бывало. Тебе легче станет! А она мне: нет, говорит, Леля, в чем мне каяться — на мне греха нет… Нету на ней греха, понимаешь!? Как же так можно, ведь нет людей без греха! Но она не хочет сама себе в этом признаться. Господи, ну что за жизнь, что за дурацкая жизнь… Может быть тебе, маленькая, удастся жить по-другому. Дай тебе Бог! А мы… Мы уж так, как привыкли. Живем, будто сидим на краешке стула как-то наперекосяк! Ох, да что я глупости говорю, ты меня не слушай…
— Нет, ты не глупости говоришь — ты всегда так со мной говори, хорошо? Почему ты никогда так раньше не говорила? Думаешь, я не пойму? Я все понимаю! Давай теперь так всегда будем… не понарошку говорить, хорошо?
Леля, с удивлением глядя на дочь и словно заново её узнавая, кивнула. И почувствовала, что ей стало легче.
— Мамочка, все изменится — вот увидишь. Скоро-скоро! Я обещаю тебе! Ты мне веришь?
— Верю, — сказала мама. И улыбнулась.
— И еще, мам, у меня к тебе просьба. Ты зови меня Сеней, хорошо?
— Сеней? Тебе нравится? Ну, раз так, хорошо… Сеня.
Она нежно поцеловала дочь, поднялась.
— Пойду я к бабушке. Спасибо тебе, дружок, легче мне стало. А ты поешь, ладно?
И умывшись, насухо утерев лицо полотенцем, мама вернулась в дом.
Сеня не стала есть, только налила себе стакан молока и залпом выпила. Потом на цыпочках прошла к бабушке в комнату. Та лежала, закрыв глаза, положив руку на грудь и почти не дыша. В комнате пахло лекарствами, дед сидел на стуле возле кровати, держа бабушку за руку. Он обернулся на шаги, кивнул внучке и продолжал сидеть неподвижно как изваяние.
Бабушка захрипела, что-то всхлипнуло у неё в горле, на лбу выступил пот… Сеня не могла больше на это смотреть и выбежала из комнаты. Слезы душили её. Она не думала, что бабушке так плохо, и это ведь по её вине! А врачей тут поблизости нет — пока ещё скорая доберется…
Она пробралась к себе в комнату, легла и завернулась с головой в одеяло. Мысль воплощается, — вспомнились ей слова Проши. Да, это она во всем виновата — надо же было придумать про плохой сон о бабушке, который якобы ей приснился… Ну кто её за язык тянул? Нет бы сказать, что видела плохой сон о себе — глядишь, сама бы и заболела! За что бабушке-то расплачиваться за внучкину глупость?! Да ещё эта мысль… пускай невысказанная, но все же пришедшая ей на ум — мысль о том, что хочет другую бабушку… Так вот тебе — бабе Инне плохо. Она при смерти! Вот и не будет у неё теперь бабушки… Вовсе не будет — ни придуманной, ни настоящей!
Подумав об этом, Сеня ужом завертелась в кровати. Она не знала куда деваться от стыда и боли, жгущих её, как огнем.
— Господи, дорогой Господи, я знаю, что ты есть! — горячо зашептала она, давясь слезами. — Помоги моей бабушке! Помоги нам всем… Я такая глупая, Господи! Почему так все получается? Я же ничего плохого не хотела…
«Не хотела, но сделала, — шепнул ей внутренний голос. Ты стащила фотографии, ты ляпнула маме про дурной сон о бабушке, хотя знала, что мысль воплощается… Ты ушла в лес вместо того, чтобы отправиться за молоком…»
Сеня села в кровати. Но это же… самая обыкновенная жизнь. Такое каждый день происходит. Почему же только сейчас в ней проснулся этот внутренний голос? Почему он раньше молчал?