Просчёт финикийцев

Ауад открыл глаза, всмотрелся в плотную темноту и почувствовал себя бесконечно слабым. Спина затекла от холода на неровном каменном полу, где он пролежал неизвестно сколько часов. Попытавшись повернуться на бок, едва не взвыл в голос от боли в ноге. Вся тяжесть трех тысяч лет безмолвия, всё отчаяние многотонных слоев известняка, укрывших его от мира, обрушилась на душу, привыкшую к нестройному гаму охваченного войной средиземноморского мегаполиса. В носу щекотало от пыли и запахов разложения. Во рту пересохло от жажды, в животе пробуждались отголоски пустоты, грозившей перерасти в мучительный голод не дожидаясь рассвета.

Когда глаза привыкли к темноте, Ауад заметил тусклый свет, мерцающий со стороны подземного коридора. Пещера не могла уходить далеко вширь. Финикийцы помещали саркофаги в погребальные ниши всего в пару метров глубиной. Делали их из обожженной глины, если почивший был простым человеком, либо из камня, если гробница принадлежала знатному горожанину. Рядом обычно стояли амфоры с плоским дном, где ждали нового хозяина золотые и серебряные монеты, статуэтки из бронзы и слоновой кости, реже стеклянные сосуды для благовоний, про которые ходило поверье, будто в них древние собирали свои слезы.

Некоторое время Ауад сидел неподвижно, всматриваясь в отблеск света, и гадая, не пытается ли перепуганный перспективой одинокой смерти разум обмануть его эфемерным видением. Страшно не было. В духов подземного мира, проклятия и заклинания он бросил верить в начальной школе. Осторожно передвигая больную ногу, он встал на колени и пополз в направлении света, горевшего тускло и неровно, словно сквозь слой бумаги.

То ли из-за нехватки кислорода, то ли от боли и усталости, Ауаду казалось, будто он спит. Дорога длиной в несколько метров заняла вечность. Он хотел остановиться и отдохнуть, прижавшись щекой к шероховатому полу пещеры, когда свет сам двинулся навстречу, засиял ярче и отчетливей, заполнил собой всё. Ауад оказался в просторном зале с широким плоским камнем, где в неглубокой нише горело пламя.

Позади алтаря, на возвышении меж двух колонн сидела женщина в белом платье. В ее волосах сияла диадема с изображением полумесяца.

— Подойди и взгляни на огонь, — приказала она.

Ауад подполз к камню, подтянулся, схватившись за край и опираясь на здоровую ногу. Глаза заслезились, стало дурно от жара, ударившего в лицо, и от первобытной силы жертвенного пламени, грозящей лишить его рассудка. В тот миг он понял, что пришло время умереть, что он достиг черты.

Женщина поднялась и подошла к нему с глиняным кувшином в руках.

— Довольно. Выпей вина, оно облегчит твои страдания.

Опустившись на пол, он сделал несколько жадных глотков, протянул ей кувшин и вгляделся в безмятежное лицо. Она была похожа на Мариам, какой та станет через несколько лет, на пике женственности и красоты. Она напоминала его собственную мать, какой та была в юности, в полузабытое мирное время.

— Многие искали здесь золото, многие не вернулись домой, — сказала женщина,— за чем пришел ты?

— Убей меня, — сказал Ауад, — или подари вечную жизнь.

Она протянула белую мерцающую руку, взяла его за подбородок и заглянула в глаза.

— Ты смелее прочих. Мне нужен такой человек.

— Кто ты?

— Астарта Библская, древнейшая из финикийских богинь.

Не выдержав этого взгляда Ауад моргнул, вновь открыл глаза и оказался у себя дома, в Ашрафийе, на бедно обставленной кухне многоквартирного дома. Он сидел за столом, застеленным скатертью с обтрепанной бахромой, перед ним стояла чашка черного кофе и фарфоровая пепельница со сколом. Мать, одетая в черное, помешивала у плиты варево в глубокой сковороде. Пахло сладким перцем, томатным соусом и луком. С улицы доносилась зычная ругань и гудки машин.

— Мама, почему ты в трауре?

Она обернулась, плотно сжала не накрашенные губы.

— Два дня назад мой сын упал в подземный колодец в долине Бекаа. Он отравился углекислым газом, друзья не смогли его спасти.

— Это неправда. Смотри, я жив!

— Луису удалось вернуться. Этот никчемный пустозвон рассказал всем, как глупо и бессмысленно оборвалась жизнь моего сына. Господь забирает лучших.

— Но почему тогда я здесь, почему разговариваю с тобой?

Мать качала головой, будто не слышала его слов. Кухня медленно растаяла и превратилась в ярко освещенную залу с алтарем.

— Потому что физический мир — иллюзия, — сказала Астарта Библская, — а я существую везде, и нигде, и одновременно.

— Мне нужно вернуться живым, — сказал Ауад, — в чем сделка?

— Слушай.

Она обошла алтарь и направилась к своему трону меж двух столбов. Ее осанка была царственной, а походка — неторопливой.

— Три тысячи лет назад суффеты Библа заключили союз с древними богами, создавшими мировой порядок. Они хотели ограничить людям доступ к знанию об истинном устройстве Ойкумены, и о собственном прошлом. Потому что накопленная мудрость, передаваясь от отцов к детям, может быть использована во благо, иногда именуемое также злом, смотря с какой стороны посмотреть.