Просчёт финикийцев

— Ты проспал пятнадцать часов. Жизнь слишком коротка, чтобы разбрасываться временем.

«Особенно моя», — подумал я невольно.

— Нужно сделать тебе новый паспорт и достать компьютер. А еще у нас плохо с деньгами.

Я повернулся на спину, откинул одеяло и тут же укрылся снова. Здравствуй, утренний стояк! Сам я к нему привычен, но Карла может неправильно истолковать. Или наоборот, правильно. Не считая кровати, в комнате были только два стула и шкаф, а значит, она либо спала сидя, либо рядом со мной. Вот бы сейчас подумать о чем-нибудь отвлеченном, вроде предательства лучшего друга.

— Я купила тебе кофе, но он остыл. А еще шоколадку и новые носки, потому что твои, как бы это сказать...

— Я понял, понял.

Она отвернулась, и я прошмыгнул в ванную у нее за спиной. А потом мы отправились делать паспорт, уже второй за месяц.

На фотографиях у меня обычно такое выражение лица, будто я хочу кого-нибудь убить. Но Карла сказала, что это необходимо, поэтому пришлось забраться на неудобный вертящийся стул в полуподвальной студии с выкрашенными в черный стенами и раздражающе яркой лампой. Я старался не материться вслух, пока сухонький француз в обтягивающих брючках настраивал аппаратуру Он непрерывно что-то болтал, а Карла отвечала с обворожительной улыбкой. Я, конечно, учил французский, до того, как маменька перевела меня в еврейскую школу, но помнил сейчас одну лишь грамматику. Все двенадцать времен не могли развеять уверенности в том, что меня бессовестно обсуждают.

— Что он говорит? — спросил я у Карлы.

— Какая разница? Улыбайся, и это закончится быстрее.

— Не могу. Он мне не нравится.

Карла покачала головой.

— Хорошо, он говорит, что ты мог бы работать моделью.

— Это издевательство?

— Ни капли. Ты — именно то, что нужно. Высокий, худой, и смотришь волчонком, не пытаясь заигрывать с камерой.

— Он гей?

— Тебя это смущает?

— Теоретически, нет.

— Выдохни и успокойся. Арно делает изумительные поддельные паспорта, горячо любимые пограничниками всего мира.

Полчаса спустя мы вышли на улицу, оставив смазливому типу пачку денег и фотки моей угрюмой физиономии.

— Что теперь? — спросил я, надеясь втайне на сытный завтрак, можно снова «У Самира».

Она улыбнулась своей улыбкой Моны Лизы.

— Мне нужно встретиться с одним человеком. От этого зависит, будут у нас деньги или придется добывать их разными неприятными способами, например, одалживать у старых знакомых, которые совсем не рады меня увидеть.

Мы снова долго ехали на метро в направлении от центра, насколько я мог понять, читая названия станций, напоминавшие имена злодеев из Бондианы. Вагон был полупустой, он звонко несся по рельсам, временами выскакивая из туннеля на залитые солнцем улицы, где мелькали рваные облака, обшарпанные дома, вывески магазинов и вычурные граффити.

На одной из станций зашли парень с девчонкой, и усевшись напротив нас, начали откровенно целоваться. Девчонка была миниатюрная, с тонкими щиколотками и крохотными ступнями в смешных, почти детских кроссовках. Ростом едва ли доходила парню до подмышек. Когда солнце ярко светило в окно, она жмурилась, а он прикрывал ей глаза рукой.

Карла молчала. У меня скопилось к ней полмиллиона вопросов, начиная с «Нахрена все это нужно?» и продолжая домыслами на тему, принято ли здесь заниматься сексом в подземке.

Мы вышли на платформе с названием «Ля Дефанс» и, пройдя странным маршрутом через крытые парковки и безлюдные полутемные переходы, поднялись на площадь, окруженную высотками. Здесь, на огромном открытом пространстве, меж выкрашенных в жутковатые цвета вентиляционных труб, несущих наружу затхлый воздух постиндустриальных подземелий, были расставлены статуи, похожие на металлических монстров.

Даже не пытаясь вникнуть в суть затеи художника, я, пришибленный разницей во времени и мистическим сюрреализмом происходящего, заботился лишь о том, чтобы не отстать от Карлы.

У всех ее знакомых, кого мне довелось повидать, была одна общая характерная черта — они все были омерзительны, пусть каждый в своем индивидуальном стиле.

Высокий, гладко выбритый мужик без возраста, национальности и эмоций, принял нас в офисе на черт знает каком этаже полупрозрачного небоскреба. Он не представился и разговаривал неохотно, словно делал одолжение. Дверная табличка утверждала, будто он адвокат, но я догадывался, что он в той же мере адвокат, в какой Карла — частный тренер. Клиенты, может, и существовали, только никто их никогда не видел.

Посреди просторной комнаты, отделанной матовыми металлическими пластинами, стоял длинный стол для совещаний, чем-то напоминавший стол патологоанатома — такой же чистый, холодный и пустой. Карла села рядом с мужиком возле окна, а мне указали на кресло у противоположной стены, словно я собирался подслушивать их разговор, хотя говорили они вполголоса, да еще и по-французски.