Пророк Темного мира

Скрипели катки. Хлопал, ловя попутный ветер, парус. Потрескивали дрова в очаге. Хмурые, потерянные, сидели путники у огня. «Гиблец» нес их прочь от твердыни старца Завея. Последняя надежда рухнула. Уже никто и ничто не поможет. Вся Россейщина по велению Человека-Без-Имени, проклятого Коща, ополчилась сейчас против них.

— Нам остается только одно, — сказал Бойша, тиская рукоять шибала, — бросить коня и разойтись куда глаза глядят. За Опоясным камнем люди не так сильны в чистуновской вере, как в коренной Россейщине. Пожалуй, там можно укрыться. Но незнатям за камнем придется туго…

— Нам везде будет туго, — хмыкнул Мыря, и Атям согласно закивал головой. — Мы не личени, спрятаться не сумеем. Метка на нас чаровная. Кощ всюду разыщет, хоть и не сразу.

Атям, чтобы как-то отвлечься от горестных мыслей, принялся за готовку. Мыря нахохлился, подобрал под себя ноги, сунул ладони в рукава тулупа и застыл, точно статуя. Бойша порылся в мешке, вытащил звонник, настроил и принялся наигрывать одним пальцем тягучую, как патока, мелодию, что-то напевая.

Тамара расхаживала по палубе, то приближаясь к итеру, то удалясь к кормовому кублу. Пение Бойши она сперва не воспринимала, погруженная в размышления, но постепенно до нее стал доходить смысл того, о чем поет итер.

Это была какая-то баллада или поэма. Неизвестный девушке автор, нанизывал бисерины слов на золотую нить сюжета, выплетая из полученных сверкающих бус кружевную вязь роскошного царского одеяния.

И жемчужины снова вознес небосвод.
Из глубокого мрака полуночных вод.
Вновь был отдан простор и войскам и знаменам,
И опять все наполнилось воплем и стоном.
И над сонмищем русов с обоих концов
Подымался неистовый звон бубенцов.

Голос Бойши, в зависимости от того, что происходило в поэме, то суровел, становясь глухим, тревожным, то смягчался, делаясь мягким, вкрадчивым, а то и звенел металлом.

И меж русов, где каждый был блещущий витязь,
Из их ярких рядов вышел к бою — дивитесь! —
Некто в шубе потрепанной. Он выходил
Из их моря, как страшный, большой крокодил.
Был он пешим, но враг его каждый охотней
Повстречался бы в схватке со всадников сотней.
И когда бушевал в нем свирепый огонь,
Размягчал он алмазы, сжимая ладонь,
В нем пылала душа, крови вражеской рада.
Он пришел, как ифрит, из преддверия ада.

Тамара заинтересовалась, присела рядом с итером. Мглистый вечер опустился на предгорья Опоясного камня. «Гиблец» полз на северо-запад, полз наобум, влекомый попутным ветром по холмистой степи. Им никто не управлял. Тамара вдруг поняла, что для них наступает момент истины и их судьба, та самая судьба, о которой они спорили с наруком Стило Трошсыном, достигла точки перелома, некой вершины, с которой можно либо благополучно спуститься в благодатную зеленую долину, либо скатиться по острым камням и сломать шею на скалах.

А Бойша все пел, и медный звонник итера гудел в наступающей ночи чарующе и тревожно.