А иные обращались ко мне без слов, говоря:
„Чужестранец, любитель восхождений, зачем обретаешься там, где орлы вьют свои гнезда?
Зачем ищешь недосягаемого?
Какие бури ловишь силками своими?
На каких неведомых птиц охотишься в небе?
Живи среди нас.
Спустись вниз, утоли голод нашим хлебом и жажду вином“.
Их одинокие души так говорили со мной,
Но будь их одиночество сильнее, они бы поняли, что искал я тайны вашей радости и боли.
И охотился я на ваших двойников небесных.
Но охотник был также дичью:
Стрелы мои вонзались мне в грудь.
И орел был рептилией:
Пока крылья мои были распростерты под солнцем, тень от них на земле была черепахой.
И я, верующий, был также сомневающимся:
Я вложил персты в свою рану, дабы укрепить свою веру в вас и умножить свои знания о вас.
И вот с этой верой и знанием я говорю вам:
Вы не заключены в ваши тела и не привязаны к вашим домам и полям.
Ваше „я“ парит над горами и странствует с ветром.
Это не жалкая тварь, что выползает погреться на солнце и норит землю, заботясь о безопасности своей.
Это вольный дух, летающий над землей и тающий в небе.
Если слова мои смутны, не пытайтесь их прояснить.
Смутностью и туманностью все начинается, но не заканчивается,
А я хотел бы остаться в вашей памяти как начало.
Все живое зарождается в тумане, а не в кристалле.
И не является ли кристалл сгустком тумана?
Вспоминая меня, помните:
В ваших слабостях и замешательстве – ваша сила и решимость.
Не дыханием ли вашим сотворен и укреплен ваш костяк?
И не из снов ли, которых вы сами не помните, вырос сей город и все, что в нем?
Если бы вы могли видеть дыхание, то были бы слепы ко всему остальному;
Если бы могли слышать лепет мечты, то были бы глухи к окружающим звукам.
Но не жалейте о том, чего вам не дано.
Пелену с ваших глаз снимет Тот, кто соткал ее;
Глину, которой забиты ваши уши, вытащит Тот, кто месил ее.
И прозреете.
И услышите.
Но не станете сожалеть, что были слепы, и не станете сокрушаться, что были глухи.
Ибо в этот день уразумеете тайный смысл всего живого
И благословите мрак, как благословляете свет».
Сказав это, он оглянулся и увидел у руля капитана, который то поглядывал на паруса, наполнившиеся ветром, то устремлял взор вдаль.
И он сказал:
«Завидная выдержка у нашего капитана.
Дует попутный ветер, паруса трепещут от нетерпения,
Руль вымаливает команду,
А он все ждет, когда смолкнет мой голос.
И моряки, привыкшие слушать хорал великого моря, внимают мне терпеливо.
Но больше ждать им нельзя.
Я готов.
Река достигла моря, и Мать в последний раз прижала сына к груди.
Прощайте, жители Орфалеса.
День кончается.
Он закрыт для нас, как лилия закрылась до утра.
Что было нам дано, то сохраним,
А ежели не хватит, то снова придем всем миром и протянем руки к Дающему.
Помните: я к вам вернусь.
Дайте срок, и мое желание сотворит из праха другое тело. Дайте короткую передышку на ветру, и другая женщина родит меня.
Прощайте же вместе с молодостью моей, которая прошла среди вас.
Кажется, вчера встретились мы во сне.
Вы песней развеяли мое одиночество; я построил башню до неба из ваших мечтаний.
Но бежал сон от нас, развеялась мечта, и рассвет наш давно в прошлом.
Близка полночь, пора расставания.
Если суждено нам встретиться в сумерках воспоминаний, песнь ваша, обращенная ко мне, прозвучит с новой силой.
И если руки наши соединятся в другом сновидении, то мы построим новую башню до неба».
С этими словами он сделал знак морякам, те мигом выбрали якорь и отдали швартовы, и корабль взял курс на восток.
В тот же миг толпа выдохнула, как один человек, и этот крик полетел в сумерках над волнами, подобно трубному гласу.
Лишь Альмитра молча глядела вослед кораблю, пока тот не скрылся в тумане.
Люди давно разошлись, а она все стояла на волнорезе, вспоминая его слова:
«Дайте короткую передышку на ветру, и другая женщина родит меня».