Пророк

О красоте

И поэт попросил: «Скажи нам о красоте».

И он ответил:

«Где вы станете искать красоту и как найдете, если не избрали ее стезей и проводником своим?

И как будете говорить о ней, если она сама не соткет речь вашу?

Скорбящие и израненные говорят: „Красота заботлива и нежна.

Как молодая мать, которая немного стыдится исходящего от нее сияния, ходит она среди нас“.

А необузданные говорят: „Красота могуча и ужасна.

Как ураган, потрясает она землю под ногами и свод небесный над головою нашей“.

Усталые и истомленные говорят: „Красота нашептывает душе.

Голос ее в тишине нашей как пламя свечи, дрожащей среди теней“.

А беспокойные говорят: „Мы слышали ее громовый голос в горах,

И стук копыт, и хлопанье крыльев, и львиный рык“.

Городские стражи говорят в ночи: „Красота явится с Востока вместе с утренней зарей“.

А в полдень труждающиеся и путешествующие говорят: „Она являла нам свой лик в окне заката“.

Зимою заметенные снегом говорят: „Она придет с весной, прыгая с холма на холм“.

А измученные летним зноем жнецы говорят: „Она танцевала среди осенних листьев, и в волосах ее запутались снежинки“.

Так, каждый на свой лад, говорили вы о красоте,

Не подозревая, что говорите о неудовлетворенных желаниях.

Но красота – не желание, а упоение;

Не жаждущие губы и не протянутая за подаянием рука,

А пылающее сердце и очарованная душа.

Красота – незримый образ и неслышимая песнь;

Вы видите ее закрытыми глазами и слышите затворенным слухом.

Это не соки под бугристой корой и не крыло в придачу к когтям,

Но сад, цветущий круглый год, и сонм ангелов в вечном полете.

Жители Орфалеса, красота – это жизнь, откинувшая покров с божественного лика.

Так вот, вы – и жизнь, и покров.

Красота – это вечность, смотрящаяся в зеркало.

Воистину вы – и вечность, и зеркало».

О религии

И старый жрец попросил: «Скажи нам о религии».

И он ответил:

«Разве я говорил сегодня о чем-то другом?

Не есть ли она и мысль, и деяние, равно как и чудеса, и откровения, которые нам преподносит душа, даже когда руки наши обтесывают камень или заняты ткацким станом?

Кто сумеет отделить веру свою от поступков и убеждения свои от повседневных дел?

Кто разобьет свой день на часы со словами: „Эти для Господа, а эти для меня, эти для души, а эти для тела?“

Ваши крылатые часы летят сквозь пространство от одной живой души к другой.

Тому, кто носит мораль, как выходное платье, лучше ходить голым —

Не превратится тело под ветром и солнцем в дырявое рубище.

Тот, кто каждый шаг поверяет моралью, держит певчую птицу в клетке,

В неволе же вольных песен не поют.

Для кого-то молитва – окно, открываемое по желанию, и не ведает он, что душа его всегда распахнута настежь.

Повседневная жизнь – вот ваш храм и ваша религия.

Прежде чем войти в этот храм, возьмите с собой все свое достояние:

И плуг, и кузнечный горн, и пестик, и лютню,

Сотворенные для нужд и для удовольствия.

В молитвенных грезах не вознестись вам выше своих свершений, как не упасть ниже своих неудач.

А еще возьмите с собой все человечество —

В молитве своей не превысить вам его надежд, как не пасть ниже его отчаяния.

Не ждите от Бога ответов на все загадки.

Лучше посмотрите вокруг и обнаружите Его играющим с вашими детьми.

Поднимите глаза к небу и увидите Его в облаке с молниями в руках, проливающимся дождем.

Найдете Его улыбающимся из каждого цветка и машущим ветками деревьев».

О смерти

Тогда вновь обратилась к нему Альмитра: «А теперь расскажи нам о смерти».

И он сказал:

«Вы хотели бы постичь тайну смерти.

Но как это сделаете, если не будете искать в гуще жизни?

Сыч, не видящий днем, не разгадает природу света.

Если воистину хотите узреть дух смерти, широко откройте свое сердце для жизни.

Ибо жизнь и смерть – одно, как река и море.

В недрах ваших надежд и желаний лежит ваше тайное знание об иной жизни.

Как зерно под снегом, вы мечтаете о весне.

Доверьтесь мечтам, ибо они – врата вечности.

Ваш страх перед смертью подобен дрожащему перед царем пастуху, на которого тот возлагает милостивую длань свою.

Разве дрожащий пастух втайне не радуется, что будет отмечен царем?

Зачем же все его мысли о предательской дрожи?

Умереть – не значит ли это подставить ветру и солнцу нагое тело, чтобы оно растаяло без следа?

Перестать дышать – не значит ли это освободить дыхание от беспокойных приливов и отливов, чтобы оно вознеслось к Богу без помех?

Надо выпить из реки забвения, чтобы запеть.

Надо достичь вершины, чтобы начать восхождение.

Надо лечь в землю, чтобы исполнить танец».

Прощание

И вот наступил вечер.

И Альмитра, ясновидящая, сказала: «Благословен этот день, и место, и твой дух, говоривший с нами».

И он ответил: «Разве только я говорил? Или я вас не слушал?»

Тогда он сошел со ступеней храма, и все люди последовали за ним.

И вот он взошел на корабль и, возвысив голос, снова обратился к людям:

«Жители Орфалеса, ветер подгоняет меня,

И хотя я не такой торопкий, как он, все же я вынужден вас покинуть.

Скитальцы, ищем мы путь одиночества; новый день застает нас не там, где оставил вчерашний, и рассвет мы встречаем не там, где простились с закатом.