Пророчество Двух Лун

— Очень хорошо, — сказал Гальен, — а дальше что?

— Мы будем рядом. Понимаешь? Мы будем рядом с ним. С королем. Мы будем в числе тех, кто поможет ему в его восхождении.

— Аббана, по-моему, ты бредишь.

— Я трезва, как никогда. Я все рассчитала.

— Все всё рассчитали, — пробормотал Гальен. — Очень хорошо.

— Гальен. — Аббана заглянула ему в глаза. — Мы возьмем на себя грязную часть работы. Я только что от него. Понимаешь? Он прямо не говорил об этом, но… Он вообще не говорил об этом, однако по его взгляду, по его манере держаться я все поняла. Я поняла это с самого начала. Еще в тот миг, когда он предложил мне перейти на службу лично к нему. Понимаешь?

— Нет, — сказал Гальен.

— Мы должны убить королеву…

Гальен помертвел. Он отошел от Аббаны на несколько шагов и окинул ее внимательным взглядом с головы до ног. Она улыбалась уверенно и спокойно. Она вовсе не казалась ни пьяной, ни безумной.

— Ты мне не веришь? — ровным тоном осведомилась она.

И он выдавил:

— Верю…

Потому что в этот миг, против своей воли, он действительно поверил в то, что Аббана правильно угадала желание герцога Вейенто, угадала и намерена осуществить его. И если он, Гальен, будет в этот момент рядом со своей подругой, то все пройдет гладко, без сучка без задоринки, и перед всеми — и в первую очередь перед ними двумя — откроется наконец новая прекрасная жизнь.

Глава восемнадцатая ВОЗВЫШЕНИЕ РЕНЬЕ

Ренье недоумевал: для чего за ним прислали из королевского дворца? Письмо лежало на столе в маленькой комнатке, которую занимал младший из братьев. Узкий листок, связанный шелковой ниткой. Ренье так и не смог допытаться у слуг, кто и как доставил его в дом Адобекка. Оно вдруг появилось — и все.

Несколько стремительно выписанных слов. Ренье хотят видеть в личных апартаментах королевы.

Со вздохом он стал собираться. Вытащил из сундука шелковую рубаху, красивую тунику с прорезями.

Талиессин, заслышав возню, заглянул к нему в комнату.

Ренье замер с ворохом тряпок в руках. Он до сих пор не привык к новому лицу принца, к его шрамам, к его глазам взрослого человека.

— Мне надоел твой дядя, Эмери, — объявил Талиессин.

— Мое имя Ренье, ваше высочество, и вы об этом знаете, — возразил Ренье.

Теперь, когда Талиессин, тайком привезенный в столицу и водворенный в доме Адобекка, видел обоих братьев вместе, хранить от принца их тайну больше не имело смысла. Но Талиессин упрямо продолжал называть своего бывшего придворного старым именем — отчасти по привычке, отчасти же из желания отомстить за то, что ему так долго морочили голову.

— Буду я еще разбираться, кто из вас кто, — фыркнул Талиессин. — Куда проще пользоваться одним именем на двоих.

Ренье не стал указывать наследнику на то обстоятельство, что вопреки этому утверждению он никогда не путал братьев. С настоящим Эмери Талиессин держался вежливо и отчужденно, с Ренье — фамильярно и иногда агрессивно.

— Твой дядя держит меня здесь как заложника, — сказал Талиессин. — И он мне надоел, слышишь? Так ему и передай.

— Ведь вы его почти не видите, ваше высочество, — сказал Ренье. — Как он мог вам надоесть?

— Он не единственный, кто ухитряется раздражать меня, оставаясь невидимым, — сообщил принц. — Есть и другие… Я не могу выходить в город, не могу даже приближаться к окнам. Моя мать — и та ничего не знает о моем возвращении.

Ренье молчал, поглядывая на Талиессина поверх горы рубах и штанов, вынутых из сундука.

— Ты собираешься во дворец? — спросил Талиессин.

— А что, это так заметно? — Ренье улыбнулся.

Талиессин не ответил. Прошелся по комнате. Остановился, резко повернулся к Ренье.

— Расскажешь мне, что там происходит, хорошо?

— Хорошо.

Талиессин опустился на крышку сундука, подпер подбородок кулаками. Признался с обезоруживающей простотой:

— Когда я давал Адобекку согласие на его авантюру, я не предполагал, что это затянется так надолго.

— У нас связаны руки, — сказал Ренье, начиная одеваться. — Мы ничего не можем предпринять, пока Вейенто не прибудет в столицу для своего бракосочетания. Одно хорошо: он уже в пути.

Талиессин кивнул и отвернулся, думая о своем. Он жил в доме Адобекка скрытно и действительно не выходил на улицу. Адобекк старался скрасить его вынужденное заточение, как мог: носил ему книги, покупал хорошее вино, просил Эмери, чтобы тот побольше музицировал, а Ренье и без всяких просьб старательно развлекал принца разговорами.

— Жизнь на воле испортила меня, — признался Талиессин как-то раз в беседе с Ренье. — Меня душат эти стены. Когда я вырвусь наконец на свободу, уеду в охотничий домик Гиона — то есть моего доброго кузена Вейенто, конечно, — и буду спать на голой земле. И пусть на меня гадят пролетающие в небе куропатки!

Единственным из обитателей Адобеккова дома, кто избегал общения с Талиессином, была Уида. Он догадывался о том, что женщина, которую для него разыскали — эльфийская невеста, — находится где-то поблизости. Но сам Талиессин никогда о ней не спрашивал, а она не попадалась ему на глаза.