Домициан задержал дыхание, унял дрожь и выпустил четвертую стрелу. Она впилась в мякоть между указательным и большим пальцами. Стефан вскрикнул от боли, выдергивая стрелу из пригвожденной к стволу ладони.
– Судьба… отбрасывая сломавшийся лук, сказал он. – Переусердствовал…
Кровь управляющего обагрила ствол старой лиственницы.
«Чужая кровь всегда заводит охотника», – подумал император и направился к раненому.
– Вот, возьми мой шарф, герой, – подошел, смеясь, цезарь. – Ты – жив. Значит, на что-то еще нужен богам. И судьбе тоже… На, останови кровь, шарф можешь взять себе, как память об удачной для тебя охоте… И помни о моей доброте.
Он заглянул ему в глаза.
– Будешь помнить?
– Да, мой цезарь… – прошептал Стефан, стягивая повязкой ладонь.
Именно в тот момент, когда Стефан бинтовал кровоточащую рану, ему в голову пришла хитрая мысль: когда пробьет их час, спрятать кинжал под повязкой на левой руке.
7
Полная луна то ныряла в редкие черные облака, покрывая голые поля мрачным ночным покрывалом, то опять светила в ночи путникам и звездочетам.
Колесные пары отстукивали своё вечное и унылое: «До-ми-ци-ан, До– ми-ци-ан…». Люба мельком взглянула на часы – и задвинула белые шторки вагонного окна – поезд подходил к Туле. Вагон – и даже жаждавший опохмелиться муж женщины в лампасах, генеральши-общественницы, мирно храпел на своей полке.
Когда за хвостом состава остались тульские огни, в купе вернулась проводница.
– В Туле пронесло, – весело сказала она. – Если ревизоры не сядут и в Орле, то благополучно доберешься до дома к шести утра. Так что и на работу, Звездочет, еще успеешь…
– А вот насчет работы я не беспокоюсь, – ответил Максим.
– Работа – это жизнь, – без улыбки на пухлых губах сказала девушка. – Сегодня все насчет её беспокоятся…
– Жизнь – это моя работа.
Люба пожала плечами:
– Если тебе платят деньги, то это и есть работа. Ты же работаешь гадателем? Или – как его? – прорицателем? В нашей деревне, где живет моя бабушка, была знаменитая на всю округу гадалка – бабка Аникуша… За десяток яиц всё расскажет тебе: что было, что есть, что будет. Хоть одно яичко, но – дай. А то не сбудется.
– А ты – гадала?
– Заклинание делала. На сильную любовь, – потупила взгляд девушка.
– Как это?
– Да ничего сложного! – оживилась она. – Ставят три свечи на новую белую скатерть. Читают три раза заклинание и после каждого раза тушат одну свечу…
– Ну и?…
– Ну и читают, например такие слова:
Она чуть отодвинулась от Максима, но он тут же подвинулся к Любаше.
– А дальше?
– Что – дальше?
– Когда все три свечи будут погашены…
– Тогда нужно открыть форточку и пусть чад, дым с этими словами уходят…
– Помоги, Господи, Божьей рабе Любаше, – сложив ладони, пропел голосом дьяка Нелидов. – Ключ, замок, язык, аминь…
Она сделала круглые глаза:
– А ты откуда наше заклинание знаешь?
– Я ж – звездочет, все-таки…
– Ты конь! И еще даже не сивый мерин. Да на тебе пахать можно!.. А ты девкам гадаешь. За яичко или еще за что…
Максим улыбнулся:
– Успокойся, Любушка, Любушка-голубушка… Никакой я не прорицатель. А Звездочетом меня еще друзья-студенты на худграфе прозвали… За мои звездные этюды. Люблю смотреть на звездное небо, рисовать его… Звезды, как и бесконечность, завораживают.
– А как же прошлое мое узнал тогда? – растерялась девушка. – Ладно, имя, отчество и фамилия на бейджике нарисованы. Тут особого таланта не требуется. А вот про дальние страны и прекрасные города?
– Это ты про географический? Какое ж это предсказание?… Это элементарная наблюдательность. Художник обязан подмечать индивидуальное в типическом. Смотрю на человека и ставлю его в типические обстоятельства. Дальше – импровизация и почти всегда девяностопроцентное попадание в цель. Только смотреть нужно не одними глазами…
Люба отодвинула шторку, загораживая ладошками свет, прилипла к окошку.
– Нет, сперва были звезды, да тучки все заволокли… Дождик моросит.
Ручка двери купе задергалась и показалась взлохмаченная мужская голова:
– Орёл не проехали? – спросила лохматая голова, жалобно моргая глазами. – Когда Орёл?
– Спите, гражданин, спите, – успокоила пассажира Люба. – Я разбужу за двадцать минут. Устраивает?
– О,кей! – кивнул лохмач и растворился в полутемном проеме.
Максим внимательно смотрел на девушку, будто уже делал в уме набросок её тонкого карандашного рисунка, то нанося первые штрихи, то стирая их как неточные, неудачные.
– Жаль… – вздохнула она.
– Что жаль?
– А жаль, что ты не настоящий звездочет или астролог… Девчонкам бы рассказала – умерли бы от зависти.