Прорицатель

— Мне тоже, — Мей запустил за пазуху руку — она плохо слушалась — и выудил свёрток шёлка из Города-во-Льдах, который, непонятно зачем, сохранил и по пути к Бенедикту достал из своего узелка. — Передайте это ей. Скажите — на память... о Лесе. Или просто на память.

— Мей, нам нужно поговорить о стольких вещах...

— Главное сказано. Главное для Вас — Рагнарат, Вы за него ответственны.

— Мей...  — Бенедикт снова и снова обречённо повторял его имя, точно пробуя звуки на вкус. — Я не должен был уходить.

— Не мне решать. Я знаю, что значит быть Странником, — сказал он, и на плечо ему легла тяжёлая рука. Совсем недалеко от них зажгли сигнальный костёр, и его отца озарило огненным светом. Мей увидел его лицо и отвернулся. — Знаю. Всё знаю. Это и правда крайне грустная история. Но вчера мне было видение — я видел Вас на троне, рука об руку с Нери. А мои видения имеют дурную привычку сбываться.

Рука на его плече дрогнула, и Бенедикт отступил, склонив голову.

— Хотя бы дождись рассвета. Утром я отведу тебя к порталу. Тебя и Кнешу.

— Спасибо, — искренне сказал он. — Значит, до рассвета?

Бенедикт ничего не ответил — просто понуро побрёл прочь, ласкаемый то темнотой, то отблесками костров.

Мей долго стоял и смотрел ему вслед. И рвалось на части нутро, и хотелось не то бежать следом, не то прирасти к земле — а он стоял и смотрел; и сверху, из сонмов чужих звёзд, кто-то не то справедливый, не то жестокий посылал ему новые видения.

КНИГА ТРЕТЬЯ

«Есть зловещие виденья,

От которых нет спасенья:

Тайной силою пленён,

В круг волшебный заключён,

Ты нигде их не избудешь,

Никогда один не будешь -

Ты замрёшь навеки в них, -

В тёмных силах чар моих»

(Дж. Г. Байрон «Манфред»; I, 1. Пер. И.А. Бунина)

«И приложился пророк к народу своему, насыщенный днями и не заметив конца своих дней»

(И.А. Бунин «Смерть пророка»)

ПРОЛОГ

Он сидел на краю постели, выпрямившись так, будто в спину вогнали штырь. Это давалось нелегко, но так было проще переносить почти постоянную ломоту в костях — один из печальных уроков, подаренных старостью. К числу других относились и голос, давно утративший благозвучие, и ставшие пепельными волосы, и, конечно, кожа, напоминавшая теперь изморённую засухой, растрескавшуюся землю. Однако больше всего хлопот доставляло, пожалуй, испорченное зрение — вокруг терялись очертания, расплывались формы, и вот уже несколько лет, как он не мог читать и писать самостоятельно. И это удручало сильнее мышц, лишившихся мощи и гибкости.

Живая развалина — вот чем он стал. Жалкое подобие себя прежнего. Ну что ж — такова участь всего живого в Мироздании, и ничьи боги не ответят, хорошо это или дурно. Но, говоря по совести, он не имеет права жаловаться: век Странника и без того дольше века обычного человека, а главная его привилегия и главное проклятие — в том, что смерть не заберёт его, пока он сам не пожелает. Тело стареет и разрушается, но разум, память, способность рассуждать никуда не уходят — а значит, нет и опасности стать безвольным растением, бессловесной обузой для окружающих. Хотя бы это обнадёживает.

И ещё кое-что, конечно. Пророческий Дар. Нет силы, которая смогла бы изгнать или сломить его, поэтому видения приходят снова и снова — по-прежнему разные, по-прежнему запутанные и странные. Но он уже не видит в этом пытки, как в юности, или досадной привычки, как в зрелые годы, — он наслаждается ими, смакует каждую деталь, словно задыхающийся, который глотнул свежего воздуха. Потому что они — знак жизни. Живёт прорицатель, и роятся вокруг него бесчисленные миры, и переплетаются, вторя или противореча друг другу, тысячи тысяч судеб и возможностей. Всё идёт так, как должно быть.

— На чём я остановился? — спросил Мей, заметив, что слишком надолго умолк. Молодая женщина, сидевшая за столом у окна, поспешно зашуршала бумагами.

— На том, как сокол схватился с вороном.

— И это всё?

— Пока да.

— Дальше, Айвин, — он прикрыл глаза, вспоминая подробности, — они долго дрались — клювами, когтями; всюду летели перья. Ворон ранил сокола, но был повержен, и на его костях вырос сад.

— Добавите описание сада? — деловым тоном осведомилась Айвин, как только перо прекратило скрипеть по листу. Мей улыбнулся: эта дотошность напоминала ему давно почившую с миром сестру. Что и говорить, Айвин полностью влилась в их семью, и Тоддиар, его праправнук, поступил верно, когда женился на ней.

— Не стоит, это не так важно. Разошли в Академию, к Белому Камню и к господину аи Сейту на острова Минши. Пусть пересылают оттуда, куда сочтут нужным.

— А экземпляр для градоправителя?

Мей поморщился.

— Не думаю. Это явно его не касается.

— Но, господин Меидир, договор...  — несмело начала она. Мей вздохнул.