Проповедник

Не озаботившись тем, чтобы дать Эрике шанс ответить, Анна почти бегом удалилась в сторону площади вместе с Адрианом в коляске и крепко взятой за руку Эммой. Эрика стояла на тротуаре и, чуть не плача, спрашивала себя, как разговор мог получиться таким неправильным. Она ведь не имела в виду ничего плохого. Единственное, чего ей хотелось, – это чтобы у Анны жизнь складывалась так хорошо, как она того заслуживала.

⁂

Якоб поцеловал мать в щеку и формально поздоровался с отцом за руку. Их отношения всегда были такими – скорее отчужденными и корректными, чем теплыми и сердечными. Было странно видеть в отце незнакомца, но такое описание подходило лучше всего. Конечно, он слышал истории о том, как отец денно и нощно сидел в больнице вместе с матерью, но помнилось ему это слабо, точно в тумане, и это их не сблизило. Зато он ощущал близость с Эфраимом, которого чаще всего рассматривал больше как отца, чем как деда. С тех самых пор, как Эфраим спас ему жизнь, отдав собственный костный мозг, в глазах Якоба он обрел ореол героя.

– Ты сегодня не работаешь?

Голос сидевшей рядом с ним на диване матери звучал так же боязливо, как и обычно. Якоба интересовало, что за опасности, по ее мнению, подстерегают за углом. Всю жизнь она живет, словно балансируя на краю пропасти.

– Вот, решил сегодня поехать туда чуть-чуть позже и лучше немного поработать вечером. Я почувствовал, что хочу прийти и посмотреть, как у вас дела. Я слышал о разбитых стеклах. Мама, почему ты не позвонила мне вместо отца? Я ведь мог моментально оказаться дома.

Лайне ласково улыбнулась ему.

– Я не хотела тебя беспокоить. Тебе вредно волноваться.

Он не ответил, а лишь улыбнулся мягкой, едва заметной улыбкой.

Она накрыла его руку своей.

– Ладно, ладно, но не пытайся меня переделать. Знаешь, старого учить, что мертвого лечить.

– Ты не старая, мама, ты по-прежнему прямо девочка.

Она покраснела от удовольствия. Подобными репликами они обменивались далеко не впервые, и Якоб знал, что она любит слышать такие комплименты. И с удовольствием потакал. Ей, видимо, не слишком весело жилось с отцом все эти годы, да и комплименты едва ли были сильной стороной Габриэля.

Габриэль, нетерпеливо фыркнув в кресле, встал.

– Ну вот, полиция поговорила с твоими кузенами-бездельниками, так что можно надеяться, что они на какое-то время уймутся. – Он двинулся в сторону кабинета. – Ты успеешь взглянуть со мной на цифры?

Якоб поцеловал матери руку, кивнул и последовал за отцом. Габриэль уже несколько лет назад начал вводить сына в курс дел, связанных с поместьем, и обучение постоянно продолжалось. Отец хотел убедиться в том, что Якоб будет способен однажды полностью заменить его. К счастью, Якоб имел природную склонность к управлению поместьем и блестяще справлялся как с цифровой стороной, так и с более практическими делами.

Они немного посидели над книгами, голова к голове, после чего Якоб потянулся.

– Я собирался подняться и заглянуть к дедушке, – сказал он. – Я давно туда не заходил.

– Хм, что? Да, сходи. – Габриэль был глубоко погружен в мир цифр.

Якоб поднялся на верхний этаж и медленно направился к двери, ведущей в левый флигель господского дома. Там доживал свои дни, вплоть до смерти, дедушка Эфраим, и Якоб в детстве провел там много часов.

Он вошел. Все на месте. Якоб в свое время попросил родителей ничего не перемещать и не менять во флигеле, и те отнеслись к его просьбе с уважением, прекрасно зная об уникальных узах, связывавших его с Эфраимом.

Комнаты свидетельствовали о силе – были отделаны по-мужски, в приглушенной палитре. Их отделка резко отличалась от интерьеров остальной части дома, выдержанных в светлых тонах, и Якоб всегда чувствовал, что попадал будто бы в другой мир.

Он сел в кожаное кресло, стоявшее возле одного из окон, и положил ноги на скамеечку. Именно так сидел Эфраим, когда Якоб его навещал. Сам он лежал перед ним на полу, свернувшись, точно щенок, и с благоговением слушал истории из прошлого.

Рассказы о собраниях для пробуждения религиозного чувства вызывали у него трепет. Эфраим ярко описывал экстаз на лицах людей и их полную сосредоточенность на Проповеднике и его сыновьях. Эфраим обладал громогласным голосом, и Якоб не сомневался в том, что его голос мог завораживать людей. Больше всего он любил те части историй, где говорилось о чудесах, которые совершали Габриэль и Юханнес. Каждый день приносил новое диво, и Якобу это представлялось чем-то великолепным. Он не понимал, почему отец не хочет и даже вроде стыдится говорить о том времени. Подумать только, обладать даром целителя! Лечить больных и помогать увечным. Как они, должно быть, горевали, когда дар исчез. По словам Эфраима, это произошло в одночасье. Габриэль только пожал плечами, а Юханнес пришел в отчаяние. Он по вечерам молил Бога вернуть ему дар, и, едва завидев раненое животное, подбегал и пытался вызвать силу, которой когда-то обладал.