Он держал эту свежую руку, и спокойствие понемногу возвращалось к нему. Так он и задремал, обхватив ее пальцами. А к вечеру почувствовал себя лучше.
— Мы не пойдем далеко, а завтра я обращусь к врачу.
Они спустились вниз. На тротуаре Флавье сказал, что забыл кое о чем.
— Пожалуйста, подожди меня здесь. Мне нужно только позвонить по телефону.
Он вернулся назад и вошел в бар.
— Одно виски!.. Побыстрее!
Он дрожал от нетерпения. Она была способна за это время уйти, повернуть за угол... Он махом выпил живительную влагу. И тут глаза его упали на меню.
— Это меню завтрака?
— Да, месье.
— Я не вижу в нем эскалопов.
— Эскалопов сегодня не было.
Флавье прикончил свой стакан и вытер губы салфеткой.
— На мой счет,— сказал он и побежал к ней.
Он был любезен, много говорил, он мог быть даже блестящим, если хотел добиться этого. Потом повел ее обедать в один шикарный ресторан около Старого порта. Заметила ли она пристальность его взглядов? Ведь все было так просто в их существовании, и Флавье всегда казался таким странным человеком!
Вернулись они поздно, легли спать и долго не просыпались. В полдень Флавье опять пожаловался на голову.
— Вот видишь,— сказала она,— как только мы немного отступаем от обычного режима...
— Я особенно огорчен, что тебе опять придется завтракать одной.
— Это быстро.
— О, не торопись.
Флавье переждал удаляющиеся шаги, тихонько открыл дверь и прыгнул в лифт. Взгляд в холл, в обеденный зал. Ее там не было. Он вышел и, заметив ее в конце улицы, прибавил шагу. «Так и есть,— подумал он,— все повторяется». На ней был надет серый костюм, шла она быстро и немного наклоняла голову. Как обычно, вокруг толклось множество офицеров. Она завернула в маленькую улочку, и Флавье подошел ближе. Улица была узкая, с лавками, антикварными магазинами... Где он уже видел такую? Она была похожа на улицу Сен-Пере. Рене перешла ее и юркнула в маленький отель. Флавье не посмел идти дальше, какой-то страх удержал его перед домом.
«Центральный отель» — извещала металлическая дощечка, приклеенная к мраморной плите над входом, Флавье на ватных ногах все же приблизился к двери. Он увидел небольшой холл, стенд с ключами и за кассой — мужчину, который читал газету.
— Что вам угодно? — спросил тот.
— Даму...— ответил Флавье,— даму в сером. Кто она?
— Та, которая только что вошла?
— Да. Как ее зовут?
— Полин Лагерлак,— ответил мужчина с ужасным марсельским акцентом.
Когда Рене вернулась, Флавье лежал на кровати.
— Как ты себя чувствуешь? — спросила она.
— Немного лучше. Я сейчас встану.
— Почему ты так смотришь на меня?
— Я!
Он откинул покрывало и попытался улыбнуться.
— У тебя очень странный вид,— настаивала она.
— Да нет, что ты.
Он причесался, почистил пиджак. В этой узкой комнате каждое движение сближало их, заставляло без конца задевать друг друга. Флавье не -смел ни молчать, ни говорить. Ему хотелось сидеть одному, обхватив голову руками и заткнув пальцами уши, одному со своей ужасной задачей.
— Мне еще надо сделать несколько покупок,— сказала Рене.— Я просто зашла посмотреть, как ты себя чувствуешь.
— Покупки?.. Какие покупки?
— Кроме того, мне необходимо пойти к парикмахеру. И потом, я хотела купить шампунь и пару чулок...
Шампунь, пара чулок — все это выглядело очень реально. Очень убедительно, ведь у нее сейчас было такое ясное, неспособное солгать лицо.
— Могу я уйти? — спросила она.
Он хотел сделать ласковый жест, но рука его заколебалась, как у слепого.
— Ты здесь не узница,— пробормотал он,— и хорошо знаешь, что пленник — это я.
Снова наступило молчание. Она оправлялась перед зеркалом. Флавье наблюдал за ней, стоя сзади.
Потом тихонько дотронулся пальцем до плеча женщины. Кожа там была гладкой, теплой, и он быстро отдернул руку.
— Но что же в конце концов с тобой? — спросила она, наклоняясь, чтобы подкрасить губы.
Он вздохнул. Рене... Мадлен... Полин... К чему опять задавать ей вопросы?
— Иди! — сказал он.— Торопись.
Он протянул ей перчатки и сумочку.
— Я подожду тебя. Ты вернешься?
Она повернулась.
— Что ты! Что за мысль!
Он пытался улыбнуться, но был очень несчастлив.
Все говорило в нем об этом, и он почувствовал, как она внезапно пожалела его, как заколебалась, стоит ли ей уходить, будто стыдилась покидать больного.
Она любила его. Что-то очень чистое, очень нежное читалось в ее лице. Она сделала шаг, другой, бросилась к нему и поцеловала в губы. Было ли это прощанием?.. Было ли?.. Он ласково погладил ее по щеке.
— Прости меня... маленькая Эвридика!
Кажется, она побледнела под своей косметикой.
Ее веки задрожали.
— Будь благоразумен, мой дорогой. Отдыхай... Не нужно, чтобы эта голова все время работала!