Пропавшая нимфа: Сборник

— Да, вредно... Я вообще веду такую жизнь, которая мне вредна. Но ты никогда не поймешь...

Он беспричинно сердился. Она стала просматривать меню, лишь бы не видеть этих жестких глаз, в которых застыло отчаяние и которые так терзали ее. Рядом остановился гарсон.

— Что на десерт? — спросил он.

— Тарталетку,— сказала Рене.

— Мне тоже,— сказал Флавье и, как только гарсон удалился, нагнулся к ней.— Ты ничего не ешь... А раньше у тебя был хороший аппетит.

Он тихонько засмеялся, но губы его вздрагивали.

— Ты запросто проглатывала три—четыре бриоши,— продолжал он.

— Но я...

— Ну конечно... Вспомни... Галерея Лафайет.

— Опять эта история.

— Да. История того времени, когда я был счастлив.

Вздохнув, Флавье принялся шарить в карманах, а потом в сумочке Рене, разыскивая сигареты и спички. И при этом не спускал глаз с нее.

— Ты не должен курить,— слабо проговорила она.

— Знаю. Курить я тоже не должен, но мне нравится быть больным. И если я лопну...— он закурил сигарету и помахал спичкой перед глазами Рене,— это тоже не будет иметь значения. Ведь ты же сказала однажды: «Смерть не причиняет боли».

Она пожала плечами с безнадежным видом.

— Ну да,— продолжал он.— Я даже могу уточнить, где это было. В Курбевуа, на берегу Сены. Видишь, у меня хорошая память. О, да!

Положив локти на стол, он смеялся, закрывая от дыма один глаз. Гарсон принес тарталетки.

— Итак, ешь! — сказал Флавье.— Обе, я больше не голоден.

— На нас смотрят,— взмолилась Рене.

— Ну и пусть! Я имею право заявить, что больше не голоден. Это прекрасная реклама для заведения.

— Не понимаю, что с тобой творится сегодня вечером.

— Да ничего, дорогая, ничего. Я просто весел... Почему же ты не ешь ее ложкой? Раньше ты их именно ложкой ела.

Она оттолкнула тарелку, взяла сумочку и встала.

— Ты отвратителен.

Он тоже поднялся. Точно! В их сторону поворачивали головы, провожали взглядами, но он не испытывал ни малейшего стыда, чувствуя себя выше этих людей, он догнал Рене около лифта, и служащий принялся бесцеремонно их разглядывать. Она высморкалась и, спрятав лицо за сумочку, сделала вид, будто пудрится. Она становилась краше на этой грани слез, и он радовался ее страданиям. Они молча прошли по длинному коридору. Войдя в комнату, она бросила сумочку на кровать.

— Так не может больше продолжаться,— сказала она.— Эти постоянные намеки неизвестно на что... эта жизнь, которую ты заставляешь меня вести... нет... я предпочитаю расстаться... Иначе в конце концов сойду с ума.

Она не плакала, но что-то в ее глазах придавало им особенный, необычный блеск. Флавье грустно улыбнулся.

— Вспоминаешь,— начал он,— церковь Сен-Никола... ты молилась... ты была бледна, как теперь.

Она медленно опустилась на край кровати, будто какая-то невидимая рука давила ей на плечо. Ее губы слегка дрожали.

— Церковь Сен-Никола?

— Да... заброшенная церковь в одной деревне около Манта... Ты готова была умереть.

— Я?! Я была готова умереть?

Она плашмя бросилась на живот, спрятав-лицо в руках. Рыдания сотрясали ее плечи. Флавье встал рядом на колени, чтобы погладить ее по голове, но она резко отстранилась.

— Не трогай меня! — закричала она.

— Я пугаю тебя? — спросил Флавье.

— Да.

— Ты думаешь, я пьян?

— Нет.

— Тогда, значит, считаешь меня сумасшедшим?

— Да.

Он встал и некоторое время смотрел на нее, потом провел рукой по лбу.

— В принципе, возможно, это и правда! Но ведь существует колье... Нет, дай мне договорить, хорошо? Почему ты его не носишь?

— Потому что не люблю. Я уже говорила.

— А может, боялась, как бы я его не узнал. Это вернее, не правда ли?

Она немного повернула голову и посмотрела на ‘ него сквозь спутанные волосы.

— Нет,— ответила она.

— Клянешься?

— Конечно.

Он задумался, выписывая ногой узор на полу.

—- Итак, по твоим словам, тебе его дал Альмариан?

Она оперлась на локоть и, поджав под себя ноги так, что совсем съежилась, с неприязнью смотрела на него.

— Альмариан сказал, что купил его в Париже у одного антиквара.

— Сколько времени прошло с тех пор?

— Но ведь об этом я тебе тоже говорила. Ты .заставляешь меня все повторять снова.

— Ну что ж, повтори. Сколько времени прошло с тех пор?

— Шесть месяцев.

Конечно, могло и такое быть... Но нет, подобных совпадений не существует!

— Ты лжешь! — закричал он.

— Зачем же мне лгать?

— Зачем? Ну! Признайся же! Ведь ты Мадлен Гевиньи?

— Нет!.. Прошу, не начинай терзать себя. Если ты по-прежнему влюблен в эту женщину, давай расстанемся... Будет лучше, если я уйду... С меня достаточно такой жизни.

— Эта женщина умерла.

Он колебался. Ему до такой степени хотелось выпить, что приходилось откашливаться, лишь бы немного облегчить горло.

— Скорее даже,— уточнил он,— она оставалась мертвой какое-то время... Только вот... разве можно умирать на время?

— Нет,— простонала она.— Замолчи!

Снова ужас наложил на ее лицо белую маску, маску бледности. Флавье отступил на шаг.

— Ничего не бойся... Ты сама видишь, что я не могу причинить тебе зла... Просто задаю иногда странные вопросы, но тут не моя вина. Кстати, ты уже видела это?

Он пошарил в кармане и бросил на кресло золотую зажигалку. Рене закричала и отшатнулась к стене.