Немного песка, немного камней, немного травы… Издалека был слышен стук колес вагонеток на узкоколейке. Что она собиралась делать в этом заброшенном краю? До какого места увлечет его? Их было двое здесь, один позади другого. Он шла не оборачиваясь, по-прежнему глядя на реку, и чем больше проходило времени, тем больший страх охватывал Флавье. Нет, это не было простой прогулкой. Бегство? Или приступ потери памяти? Ему приходилось видеть этих потерявших память, оказавшихся на дальних дорогах, удивленных и испуганных, разговаривающих как сомнамбулы. Он подошел ближе. Мадлен в это время пересекла шоссе и присела на террасе маленького бистро для моряков: три крошечных железных столика под полинялым занавесом. Флавье, спрятавшись за бочками, не терял из виду ни одного ее жеста. Она достала из сумочки листок бумаги и перо, обшлагом вытерла стол. Хозяин бистро не показывался. Она уже писала, немного наклонив голову, и Флавье вдруг подумал, что она любит человека, который сейчас в армии. Но и эта гипотеза стоила не больше других. Зачем ей было идти так далеко, когда гораздо проще написать то же самое дома, где никто не станет следить? Она писала не задумываясь, видимо, уже по дороге составив текст. Или за те полчаса, которые провела в отеле. Все это было немного ненормально. А что если письмо означало разрыв?.. Но тогда Мадлен не пошла бы на могилу Полин Лагерлак!
Никто обслуживать Мадлен не собирался. Хозяин, вероятно, как и все, был теперь на фронте. Мадлен сложила и старательно запечатала письмо, огляделась вокруг и хлопнула в ладоши. В доме ничто не пошевелилось. Тогда она встала, держа конверт в руке. Будет возвращаться назад? Она колебалась, и Флавье бог знает что отдал бы, лишь бы прочитать адрес на конверте поверх ее плеча. Мадлен прошла мимо бочек и спустилась к берегу. Он снова уловил запах ее духов. Легкий поры» ветра раздул на ней юбку. Лицо, которое он видел в профиль, было неподвижно и бесстрастно: она наклонила голову, взяла конверт половчее и одним рывком разорвала его пополам, потом на четыре части, потом на совсем маленькие кусочки, а их уже небольшими порциями развеяла по ветру. Они полетели на камни, на поверхность воды. Мадлен смотрела за их полетом, а руки ее похлопывали одна со другой, будто хотели стряхнуть какую-то пыль. Кончиком туфли она поддала несколько обрывков, застрявших в траве, и подтолкнула их к краю набережной. Они исчезли. Затем спокойно шагнула вперед, и брызги от всплеска воды, залившего берег, долетели почти до Флавье.
– Мадлен!
Он ничего не понимал, стоя позади своих бочек, Остался только маленький белый обрывок конверта, лежащий на земле.
Мадлен!
Он бросился к воде, скинув на ходу пиджак и жилет. Там еще расходились тяжелые волны. Он прыгнул в них, и холод сдавил его грудь. В каком-то исступлении он все кричал и кричал мысленно:
– Мадлен… Мадден…
Вытянув вперед руки, он ощупал мокрую темноту, потом резко, по самый пояс вынырнул на поверхность и увидел ее на волне в нескольких метрах от себя, уже намокшую и отяжелевшую. Он снова нырнул, чтобы схватить ее за талию, но пальцы его поймали только встречное течение. Задыхаясь, он оглянулся и глазами, полными слез и воды, угадал темную погружающуюся массу, рванувшись, вцепился в ее одежду и быстро стал перебирать пальцами… Ну, быстрее… шея, где же шея… Наконец, одной рукой нащупал и приподнял ей затылок, а другую выбросил на поверхность, чтобы удержаться на плаву. Это страшно тяжелое тело надо было вырвать как из дыры, выдернуть отсюда вместе с водой. Совсем недалеко Флавье видел берег, но силы уже покидали его. Он почти задыхался. И тогда, глотнув побольше воздуха, кратчайшим путем он поплыл к лестнице, у которой была причалена барка. Ударился плечом о цепь и повис на ней. Но тут ноги его коснулись лестницы, и, выпустив цепь, он ухватился за камень набережной и поднялся на ступеньку, потом на другую, вытаскивая за собой тело Мадлен. С обоих струями стекала вода, постепенно уменьшая их вес. Он прислонил Мадлен к лестнице, потом в последнем усилии снова схватил ее и понес наверх. А там уже упал на колено, дал ей сползти набок и повалился сам. Ветер леденил его волосы и лицо.
Первой зашевелилась Мадлен. Тогда он сел и взглянул на нее. Она имела жалкий вид: волосы, прилипшие к щекам, посиневшая кожа. Глаза ее были открыты и пристально смотрели в небо. Будто искали там что-то.
– Вы не умерли… – сказал Флавье.
Эти глаза обратились теперь к нему. Но взгляд шел откуда-то издалека.
– Я не знаю, – прошептала она. – Но было бы неплохо умереть.
– Идиотка! – закричал Флавье. – Ну-ка! Встряхнитесь!
Он обхватил ее руками, поднял и, уже навалившуюся на него, перекинул через плечо. Она весила немного, и бистро было совсем близко, но тем не менее он весь дрожал от усталости, когда дошел до двери.
– Эй!.. Кто-нибудь!
Он поставил Мадлен на ноги перед прилавком. Она шаталась, лязгая зубами.
– Эй!
– Иду! Иду, – ответил чей-то голос.
Из кухни в глубине бистро вышла женщина с маленьким ребенком на руках.