Пропавшая нимфа

Флавье был уверен, что она продолжит свою прогулку, и действительно Мадлен пошла к могилам по центральной аллее кладбища, с ее статуями и надгробиями из мрамора и бронзы. Затем свернула на боковую дорожку, поглядывая направо и налево. Вокруг нее прыгали воробьи. Городской шум доносился издалека, и можно было вообразить, что находишься в странной и чужой стране, будто внезапно переменилась вся жизнь. Больше никого не было. Мадлен медленно шла между могил, и тень ее скользила по памятникам, ломаясь на ступеньках часовен, в глубине которых виднелись фигуры ангелов. Иногда она останавливалась для того, чтобы прочитать полустершиеся надписи: «Семья Местье…», «Альфонс Меркадье. Он был хорошим отцом и мужем». Многие камни вросли в землю, по ним бегали ящерицы. Мадлен, казалось, хорошо себя чувствовала в этом месте. И продолжала свой путь, который в конце концов привел ее к центру кладбища. Там ей пришлось нагнуться и поднять тюльпан, упавший из какого-то букета. Затем по-прежнему не спеша она приблизилась к одной из могил и остановилась возле. Флавье, спрятавшись за часовней, мог спокойно наблюдать за ней. Лицо Мадлен не выражало ни экзальтации, ни волнения, а напротив, дышало спокойствием и даже радостью. О чем она думала? Ее руки свободно висели вдоль тела, а пальцы все еще держали тюльпан. Она снова была похожа на портрет женщины, которую обессмертил гений художника. Может быть, наступил один из приступов, о которых рассказывал Гевиньи? Или Мадлен находилась в мистическом трансе? Но тот проявлялся в других симптомах, очень определенных, которые невозможно спутать. Видимо, все было проще: Мадлен пришла помолиться за умершего, какого-нибудь родственника. Но могила казалась очень старой и заброшенной…

Флавье посмотрел на часы. Мадлен простояла там двадцать минут и теперь двигалась по центральной аллее, рассматривая прочие скульптуры с таким интересом, будто только за этим и пришла сюда. Флавье мимоходом прочитал надпись на надгробье могилы, у которой останавливалась Мадлен.

Полин Лагерлак

1840–1865

Хотя он и ожидал увидеть это имя на камне, все же почувствовал волнение и продолжил свое преследование. Гевиньи оказался прав: было что-то необъяснимое в поведении Мадлен. Он вспомнил ее позу перед могилой. Она даже не сложила молитвенно руки, не склонила головы. Просто оставалась совершенно неподвижной, как бы погруженной в воспоминания, будто, например, перед своим родным домом. Он отбросил эту абсурдную мысль и подошел поближе к Мадлен. Она так и не выпустила тюльпан из руки и теперь спускалась к Сене, чуть сгорбившись, немного усталой походкой. (* здесь пропущен текст *) царит такая неразбериха, старина! Ты даже не представляешь. Впрочем, лучше об этом не знать. Так спокойнее.

– Лагерлак – девичья фамилия твоей жены? – спросил Флавье.

– Да нет, ее звали Гиворс… Мадден Гиворс. Своих родителей она потеряла три года назад. Ее отец имел большую бумажную фабрику около Маси… Крупное дело! А основал фабрику ее дедушка… Он был уроженцем этих мест.

– А Полин Лагерлак жила в Париже?

– Вовсе нет.

Гевиньи принялся барабанить по столу своими толстыми пальцами.

– Послушай. Все это было так давно… Теща однажды показала мне дом бабушки Полин, старое здание на улице Сен-Пере, если не ошибаюсь… Кажется, на нижнем этаже там еще была какая-то лавка: магазин античных вещей или нечто в этом роде… А что ты думаешь о Мадлен после того, как увидел ее?

Флавье пожал плечами.

– Пока ничего.

– Но ведь здесь есть что-то.

– Кажется… да… А ты не знаешь, она совсем забросила свою живопись?

– Вроде бы… Да, совсем. Сделала салон из ателье, а я его обставил.

– Но почему она перестала рисовать?

– Вот!.. Просто ей это надоело. А потом… ведь люди меняются.

Флавье встал и протянул руку Гевиньи.

– Не буду мешать тебе работать, старина. Я вижу, как ты занят.

– Брось, – оборвал его Гевиньи, – это ничего не стоит. Меня Мадлен интересует. Ответь мне честно… По-твоему, она сумасшедшая?

– Безусловно не сумасшедшая, – ответил Флавье. – А она много читает? Есть у нее увлечения?

– Нет. Читает немного, Как все, только самые интересные книги, журналы… И увлечений вроде никаких не замечал.

– Хорошо, я продолжу наблюдение за ней, – сказал Флавье.

– У тебя не очень-то воодушевленный вид.

– Просто я твердо убежден, что мы зря теряем время.

Он не мог признаться Гевиньи в своем решении следить за Мадлен недели и месяцы, в том, что не обретет покоя, не раскрыв ее тайны.

– Очень прошу тебя, – сказал Гевиньи. – Ты видишь, как я живу: контора, разъезды, ни одной свободной минуты… Поэтому займись ею. Мне будет намного спокойнее.

Он проводил Флавье до лифта.

– Позвони, если узнаешь что-нибудь новое.

– Обещаю.