– Несчастный случай, – объяснил Флавье. – Вы не могли бы одолжить нам какие-нибудь старые вещи? Мы совершенно промокли.
Он нервно рассмеялся, чтобы завоевать доверие этой женщины.
Неожиданно заплакал ребенок, и мать стала баюкать его.
– У него режутся зубки, – сказала она.
– Пожалуйста, что-нибудь переодеться, – настаивал Флавье. – Потом я вызову такси… А пока схожу за пиджаком… Я оставил в нем бумажник. И приготовьте для мадам порцию коньяка… в общем, выпить и покрепче!
Он пытался выказать хоть немного тепла и сердечности, чтобы заставить Мадлен прийти в себя и заинтересовать их приключением женщину. Но сам чувствовал, что полон радости, энергии и воли.
– Садитесь! – прикрикнул он на Мадлен.
Затем пошел на пустынную набережную и подобрал свой пиджак с жилетом. Ванна в этот сезон была не очень-то страшна, но он совершенно измучился… Особенно его удручало сейчас видение Мадлен, спокойно идущей к краю набережной. И главное, потом, вместо того чтобы сопротивляться, бороться, она немедленно покорилась случившемуся, даже не подумав о возможной смерти. Он решил больше не выпускать ее из вида, защищать против нее самой, так как теперь понял, что она не совсем нормальна. Он вернулся бегом, чтобы согреться. Женщина с ребенком, повисшим на ее шее, разливала спиртное в два стакана.
– Где она?
– В боковой комнате, там. Переодевается.
– А где у вас телефон? Я хочу вызвать такси.
– Там.
Подбородком она указала в конец бара.
– Я нашла только спецовку, это вас устроит?
Ей пришлось повторить вопрос, когда Флавье повесил трубку.
– Очень хорошо, – сказал он.
В эту минуту Мадлен вышла из кухни и ошеломила его. Одетая в бедное платье из полинялой ткани, без чулок, в босоножках, совсем не смущенная, это была другая Мадлен.
– Идите быстрей сушиться, – сказала она. – Я так огорчена… В следующий раз буду внимательней.
– Надеюсь, следующего раза не наступит, – проворчал Флавье.
Он ожидал благодарности, чего-нибудь патетического, а она пыталась шутить. Он злобно натянул на себя рабочую одежду, слишком большую для него, такую, что будет выглядеть в ней смешным. Женщины в зале о чем-то шептались, как заговорщицы, а он, утративший вдруг всю свою радость и тщетно пытающийся поймать концы рукавов, с неприязнью обнаружил, что костюм его испачкан смазочным маслом… Его гнев обратился против Гевиньи. Он заплатит за это, кретин! Пускай другого попросит последить за своей женой, если тому это светит! Внезапно Флавье услышал сигнал такси. Стесняясь и краснея, он толкнул дверь.
– Вы готовы?
Мадлен держала на руках ребенка.
– Не так громко, – прошептала она, – вы разбудите его.
Она осторожно протянула младенца матери, и это обстоятельство прибавило Флавье еще больше раздражения. Нужно было еще собрать Мокрые вещи, отблагодарить женщину. Он сунул банкноту под наполненный стакан и вышел. Мадлен бегом последовала за ним.
– Куда вас отвезти? – холодно спросил он, когда она влезла в машину.
– Поедем к вам, – предложила она. – Я думаю, вы ждете не дождетесь, чтобы одеться как следует. А мне это безразлично.
– И тем не менее, где вы живете?
– Авеню Клебер… Меня зовут мадам Гевиньи… Мой муж конструирует корабли.
– А я адвокат… метр Флавье.
Он опустил разделяющее стекло.
– Улица Мобеж, на углу улицы Ламартин.
– Вы, должно быть, сердитесь на меня, – проговорила Мадлен. – Но я даже не знаю, что произошло.
– А я знаю, – сказал Флавье. – Вы хотели лишить себя жизни.
Он помолчал немного, дожидаясь ответа, протеста. Потом продолжил:
– Вы можете довериться мне. Я готов вас понять… Горе какое-нибудь… Неприятность…
– Нет, – тихим голосом ответила она, – все совсем не так, как вы думаете.
Снова перед ним была незнакомка из театра, случайная женщина, та Мадлен, которая хотела утопиться, та, которая склонялась над забытой могилой…
– Мне захотелось броситься в воду, – продолжала она, – но клянусь вам, не знаю почему.
– Тем не менее… письмо!
Она покраснела.
– Письмо адресовалось мужу, но мои объяснения были настолько необычны, что я предпочла…
Она повернула голову к Флавье и положила ладонь на его руку.
– Послушайте, Месье, вы верите в то, что можно снова ожить?.. Я хочу сказать… умереть, а потом… возродиться в ком-нибудь другом?.. Понимаете?.. Вы не решаетесь ответить… Принимаете меня за сумасшедшую…
– Послушайте…
– Между тем, я не сумасшедшая, нет… Но мне кажется, мое прошлое идет откуда-то очень издалека… Кроме детских воспоминаний у меня еще есть и другие, будто еще одна жизнь, которую я теперь продолжаю. Не знаю, почему я вам это рассказываю…
– Говорите, – пробормотал Флавье, – говорите!
– Я вижу вещи, которых никогда раньше не видела… лица другие… которые существуют только в моем воображении. А порой мне кажется, что я старая, очень старая женщина.
У нее было глубокое контральто, и Флавье слушал ее, не шевелясь.
– Должно быть, я нездорова, – продолжала она. – Но с другой стороны, если это правда, то мои воспоминания не имели бы такой отчетливости. Они были бы хаотичны, беспорядочны.
– Но в тот момент вы следовали импульсу или действовали, приняв определенное решение?