– Разумеется. Потому что Мюрад был единственным человеком, который точно знал, что бриллианты никогда не покидали Парижа. Если бы Фрэнк условился с Беатрис об очной ставке, чтобы узнать, кто говорит правду, больше шансов за то, что скорее поверили бы Осману-бею, чем девушке. Мюрад не мог позволить себе пустить это дело на самотек. Единственным выходом для него было – убить Османа-бея.
– Значит, никаких бриллиантов сюда не привозили, – тусклым голосом сказал Джулиус.
– Вот именно.
Он посмотрел на тело Мюрада у своих ног. Шрам возле его рта начал дергаться быстрее обычного.
– Мерзавец, – горько произнес он. – Как подумаю, что отдал тебе Селину…
В следующие четверть часа все потихоньку исчезли, и я остался один на один с Мэтью Корли.
– Это дело может вам принести серьезные неприятности, мистер Бойд, – произнес он вполголоса. – Я имею в виду вашу лицензию.
– Несомненно, – печально ответил я. – Я не сообщил о трупе, не сказал ничего о похищении, вошел в контакт с мошенниками – все это, конечно, будет стоить мне удостоверения.
– А почему вы так поступили?
– Я полагал, что, если есть хоть малейший шанс найти девчонку живой, все остальное не имеет никакого значения, – ответил я откровенно.
Он кивнул.
– Мы знаем, что Османа-бея убил Мюрад, а теперь и он мертв… – Думаю, вам сейчас как раз самое время уйти, мистер Бойд.
– Нет, я останусь и подожду полицию.
– Просто смешно, – сказал Корли. – Я обо всем прекрасно знаю и смогу это сделать так же.
Его губы сжались.
– И потом: я в некоторой степени сам виноват.
В его рассуждениях была логика.
– Не знаю, как вас и благодарить, мистер Корли.
– Черт возьми! Да почему… Вы уберетесь наконец отсюда?! – воскликнул он.
Чуть за полночь я, не зажигая света, проскользнул в квартиру. На цыпочках пересек гостиную и приблизился к спальне. Потом осторожно приоткрыл дверь, чтобы просунуть туда голову.
И жизнь показалась мне совсем тоскливой. Чемодан стоял на месте, но хозяйки его не было. Кровать выглядела пустой и холодной. Отвратительно.
– Вы уверены, что попали в свою квартиру? – раздался неожиданный вопрос. – По тому, как вы вошли, можно подумать, что у привратника скопилась куча неоплаченных счетов.
Послышался легкий щелчок, и лампа на столике ослепила меня.
Высокая прическа без единой торчащей пряди была безукоризненна. А в голубых глазах я прочитал серьезный немой вопрос.
– Все закончилось?
– Да, теперь все.
– А бедняга Корли?
– Он оказался самым шикарным типом в мире.
– Счастлива от тебя это слышать.
Она откинулась на спинку дивана.
– Я боялся, что ты потеряешь работу, – сказал я вполголоса.
– А я разве не рассказала, – удивилась она, – что сегодня утром договорилась с мистером Корли и купила у него галерею?
– Ты… что?
– У меня как-то не было возможности сказать тебе раньше, что мой отец богат. Отвратительно богат, – бросила она небрежно. – Заставляет людей работать, а сам получает большие деньги.
– Он дантист?
– Нет, у него фабрика по производству жевательной резинки.
– Ты смеешься надо мной, – сказал я угрожающе.
– Я говорю правду. Ответь откровенно, Дэнни. Ты испугался?
– Глупенькая.
– Тогда почему не подойдешь поближе? Мне сейчас кажется, что я разговариваю с человеком, который находится в соседней квартире.
– Ну конечно, – сказал я радостно. – Я иду, я бегу, я лечу.
Ее глаза серьезно смотрели на меня, пока я уменьшал расстояние до дивана.
– Я приготовила коктейль, – объявила она небрежно.
– Замечательно, какой?
– Я ему еще не дала название, – начала она. И после некоторого колебания добавила:
– Я купила себе новую ночную рубашку.
Я обошел вокруг дивана.
– Тебе нравится? – спросила она, улыбаясь.
Я пробормотал:
– Ну… я… я… я ее не вижу.
– А… Я боялась помять эту прелесть, пока тебя ждала, и поэтому решила снять. Но ее можно снова надеть, если хочешь.
– Ну нет. Зачем же?
– Забавная вещь – предчувствие, – сказала она. – Я представляла, что так именно и будет.
Патрик Квентин
Преследователь
Скоро рассвет…
У меня не было часов, но я угадывал время по блеску постепенно меркнущих звезд, по пению просыпавшихся птичек, по трепетанию листьев и другим признакам пробуждения природы.
Я встал на койку и потянулся к тюремному окошку, пытаясь вдохнуть воздух, казавшийся мне особенно опьяняющим, ибо в нем чудилось обещание свободы.
Самое позднее часа через два-три я буду на воле. Настает день, который после суда казался мне таким далеким и недостижимым. Но все же он наступает…
Позади осталось 5 лет тюремного заключения – это 60 месяцев, или 1825 дней. Я мог бы назвать и число часов и минут, проведенных за решеткой, потому что все их пересчитал.
Вчера утром тюремный надзиратель перевел меня в помещение при полицейском участке как отбывшего свой срок наказания, и я вычеркнул последнюю дату с листка бумаги, приклеенного к стене камеры, – двадцать девятое августа 1965 года.
Именно тогда я был арестован. И вот, ровно через пять лет, день в день, потому что тюремная администрация не балует сюрпризами или фантазией, пришел конец моему заточению.