– Прасад! – кричали люди. – Еда от самого Бога!
Считается величайшей честью получить еду от такого человека. Тогда почему я не испытывал удовольствия? Полагаю, на это нужно было смотреть с духовной точки зрения. Как хорошему христианину, мне бы следовало знать: «Христос показывает нам силу страдания!»
– Эй! У тебя нет выбора! Ты живешь в состоянии отсутствия выбора, – говорил он, пытаясь затолкать бананы мне в рот. Смеха ради я сжимал зубы, и бананы размазывались по всему моему лицу и пачкали рубашку.
– Ты – свинья, кабан и боров в одном лице! – цитировал он свою же фразу. – Не цитируй источник! Ты сам оригинал!
Затем добавил: «Жирный ест жирное!» – и начал размазывать все сладости по моему лицу, стараясь пропихнуть их сквозь сжатые зубы в рот.
Вскоре – а это действительно всегда оказывалось слишком «вскоре» – приходило время нового развлечения с песнями, пародиями, комментированием и так далее.
– Скажи что-нибудь! – Он хватал меня сзади за шею и наклонял мою голову к кофейному столику.
– Ты хочешь, чтобы я разбил тебе голову на четыре куска? – Он оглядывал комнату в поисках Йогини, чтобы убедиться, что она смотрит. Она обычно пряталась в толпе, сидя в каком-нибудь неудобном месте в течение нескольких часов. Когда он обнаруживал ее, чтобы задать вопрос, лицо ее выражало замешательство и муку. Он спрашивал у нее разрешения:
– Разбить? Разбить?
Выражение боли и непонимания, которое и так присутствовало на ее лице большую часть времени, словно застывало. Остальные замирали в ожидании или с отвращением выходили из комнаты. Она ни за что и никогда не выходила из комнаты. Это поразительно. Может быть, она просто не могла уйти.
– Зачем ты это делаешь, Юджи? – с гримасой боли спрашивала она. Она тоже не могла понять, почему я терпел все это. А что еще мне оставалось делать? Сугуна стояла в дверях кухни с таким же выражением боли на лице. Йогиня мне потом рассказывала, что Сугуна часто отводила ее в сторону и спрашивала: «Что происходит?»
Откуда она могла знать!
Кому-то из толпы нравилось. Мельбурн, молодой австралиец, казалось, получал особенное удовольствие и подбадривал Юджи с хулиганским задором, словно был зрителем на стадионе на финальном матче по футболу:
– Бей его! Бей его! Е-е-е-е, Юджи!
Мохан кричал: «Духовная передача!» Но когда я предложил ему поделиться передачей, он отказался: «О, нет, нет, нет!»
Иногда мне казалось, что она эмоционально переживает сильнее, чем я физически. На ее вопрос: «Почему?» всегда был один ответ:
– Он заслуживает этого! Он это заслужил!
А потом он обращался ко мне:
– Видишь, она на твоей стороне!
– Не вижу, – отвечал я, не в состоянии повернуть голову.
Мне кажется, иногда ей нравилось, что он меня бьет. Даже не сомневаюсь, что порой она и сама была не прочь меня побить. Хоть и была она утонченной штучкой, он ее раскусил:
– Она говорит «Нет!», но выражение лица говорит «Да!». – Переделав фразу на собственный манер, он произносил ее, театрально прикрыв глаза одной рукой и держа меня за шею другой. Затем он начинал все снова, словно пятилетний пацан.
Бац! Бац! Бац!
– Три раза!.. Двенадцать раз!.. Двадцать четыре раза!
Обычно примерно через час или два мне это надоедало, я стряхивал его с себя и выскакивал из комнаты. Но не в этот раз. Я вознамерился оставаться столько, сколько смогу – несмотря ни на что. Должно быть, он услышал мои мысли, когда, уткнув меня головой в колени, начал локтями стучать мне по спине.
Тук! Тук! Тук!
На самом деле было даже приятно, поскольку в мышцах спины скопилось много напряжения, но потом ему в голову пришла новая идея, и он стал вовлекать других. Он выбрал Русского, которого я пародировал. Тот сидел на полу прямо напротив столика с каким-то особенно страдающим загадочным видом, свойственным русским ищущим. От внутреннего рвения черты его худого лица были напряжены до крайности, пот катился по морщинам градом. Я знал, что он будет вынужден сделать все, что Юджи попросит.
– Зис из стрейнч, Ючи! Ай кен нот!
Растянутые в неестественной улыбке губы говорили сами за себя. Я знал, что произойдет дальше, и начал сопротивляться, тем самым еще больше утверждая в своем желании силу природы, сидевшую рядом со мной и крепко меня державшую.
– Нет! – предупредил я. – Не смей!
– Ай кхэв ту! – коряво извивавшиеся слова вылетели из его практически беззубого рта.
– Не смей!
Мельбурн неистовствовал:
– Ударь его! Ударь его! Хоу – хоу – хоу! Йе-е-е, детка!
Он был тот еще придурок, и мне хотелось вывести его из дома и показать, что я думаю по этому поводу и по поводу еще кое-чего.
Понимая, что закончиться эта дорога в туннеле могла только столкновением с грузовиком на встречке, я, в надежде на быстрый исход, сказал:
– Хорошо! Тогда поторопись!
– Айм сори, ай кхэв ту! – сказал он и, разрядив напряжение, пару раз легонько шлепнул меня по голове.
Но для Юджи это была только разминка:
– Еще! Еще!
– Ай кххант, Ючи! Тогда Юджи обратился к женщине из Венгрии:
– Теперь ты! Ударь его!
– Ноу, Юджи, ай конт ду дэт, хи из э найз гай!