Пропаганда 2.0

Порождение и удержание страхов стало одним из методов социального управления, которое активно реализуется с помощью визуальной коммуникации – телесериалов и кинофильмов. Однако это не такой и новый метод, как считают исследователи, ведь страхи явились одним из факторов формирования религий, поскольку религия как раз предоставляла защиту от страхов того времени. Сегодняшнее социальное управление строится, по сути, по той же модели.

Страх позволяет удерживать нужную для власти структурность. Например, в России, как отмечают исследователи, два нарратива влияют на ужесточение законов об Интернете [1–2]. Один нарратив рассказывает, что западные страны используют свое технологическое доминирование для выполнения своих целей в области экономики, политики, военного дела. Другой нарратив пытается продемонстрировать, что домашние онлайновые активисты и экстремисты стремятся дестабилизировать политическую систему России.

Была попытка проанализировать пропаганду нацистов с точки зрения когнитивных предубеждений [3], есть отдельные работы по когнитивным предубеждениям [4]. То есть все это инструментарий, который переводит неоднозначность в определенность, тем самым помогая в принятии решений. Очень часто это разного рода социальное давление на человека.

К примеру, выделяются отдельные типы предубеждений для самого процесса принятия решений [3]:

– предубеждение авторитетности, когда стимул оценивается, исходя из мнения авторитетного в этой сфере лица;

– эффект присоединения: нечто делается-думается, поскольку другие люди делают это – думают так;

– иллюзия кластера: тенденция видеть близость там, где ее на самом деле нет;

– рефлекс Земмельвейса: отрицание новых доказательств, если они противоречат уже сформированному представлению (см. подробнее [5]);

– гиперболизация непосредственного: тенденция предпочитать близкое вознаграждение более далекому.

Практически все эти феномены проступают, когда человек ориентируется на телевизионный голос при принятии своего собственного решения. Например, с экрана он слышит голос эксперта, но не задумывается, что одновременно может быть эксперт с противоположным мнением, но ему голоса никто не дает.

Кстати, тут следует добавить и тот феномен, что это не покупка чего-то за свои деньги, а политическое решение, за которое не приходится платить. Человек может отдавать свой голос в таких относительно абстрактных для него ситуациях более свободно. Эксперименты показывают, что даже решение при покупке резко отличается от решения при ренте тем, что человек менее задумывается, оценивает меньшее число факторов [6].

Элтейд пишет о феномене моральной паники [7]. Страх перед любыми «отклонениями», перед «другими» позволяет контролировать социальный порядок. Идея моральной паники выступает в роли контр-нарратива по отношению к рассказам, поддерживающим другую точку зрения. Элтейд увидел рост этого типа текстов в девяностые, когда об отклонениях стали говорить не просто как о том, чего следует избегать, а выражать панику или сверхреакцию.

Все это способы формирования решений в чужих головах, когда их готовят к якобы своему принятию решений. Э. Бернейс в свое время вывел очень четкий метод выстраивания контекстов, при которых человек будет применять программируемое решение. Практически тот же метод предложили Талер и Санстейн в своей «архитектуре выбора», они даже назвали эту новую профессию «архитектор выбора». Условно говоря, создается контекст, в котором уже заранее «пунктиром» прописана правильная линия поведения, которая возникает, например, из-за социального давления, поскольку никто из нас не стремится быть еретиком.

Интересный эксперимент был проведен при чтении текста, который было трудно понять [8]. Для этого был избран текст Кафки, сознательно дополнительно запутанный. Одна группа студентов читала его, другая – этот же текст, но максимально проясненный. После этого студенты получали наборы из 42 цифр, в которых надо было найти закономерность. Первые читатели Кафки находили на 30 % больше моделей построения этих цепочек. Это объяснили тем, что читая сложного Кафку, они пытались разными способами его осмыслить, тем самым пройдя незаметное для них обучение поиску порядка в хаосе.

Один из авторов исследования Т. Пру подчеркивает [9]: «Вы получаете тот же тип эффектов, то ли читая Кафку, то ли ощущая разрыв своего понимания идентичности. Люди ощущают некомфортность, когда нарушаются их ожидаемые ассоциации, что создает неосознаваемое желание получить смысл из окружающей действительности. Это ощущение дискомфорта может прийти от сюрреалистического рассказа или от восприятия своего собственного противоречивого поведения, но в любом случае они стремятся избавиться от этого. Поэтому они становятся мотивированными на изучение новых моделей».