Иннис пишет: «Цивилизация, в которой имело место доминирование пергамента как медиума, развила монополию знаний с помощью монастырей. […] Эта монопольная позиция была ослаблена появлением и распространением бумаги, но реорганизации и контратаки, особенно со стороны инквизиции, отложили ее разрушение. Бумага поддержала развитие торговли, городов и образования вне контроля монастырей и, соответственно, церкви и соборов» [7, с. 158].
Почему мы говорим об этом в рамках анализа пропаганды? Дело в том, что пропаганда имеет как бы два возможных варианта действий. С одной стороны, она может усиленно продвигать нужную точку зрения. С другой – не пускать путем цензурирования ту точку зрения, которую считает «неправильной». То есть элемент цензуры также является элементом пропаганды.
Самые сильные СМИ, например телевидение, не будут нести протестные месседжи. Интернет как менее контролируемое пространство может себе это позволить. Но в ответ на него напускают кучу троллей, чтобы их комментами «сбить» это контрсообщение. То есть старая цензура легко принимает новые формы.
Новые коммуникативные технологии или их компоненты (бумага, книгопечатание, Интернет) «взрывают» существующие социальные структуры: когда они перестают или не могут контролироваться властью. Сегодняшние власти научились работать в системе контркоммуникаций. При этом трудно себе представить выживаемость, например, Советского Союза при наличии Интернета. Даже телевидение представляло для него определенные сложности, поскольку картинку было сложнее контролировать и корректировать в отличие от текста.
Все цветные революции, как и революции в целом, являются элитной гражданской войной. Неудовлетворенная часть элиты (маленькая прослойка большой элиты) активирует население с помощью коммуникативных технологий. У большевиков это были агитаторы и пропагандисты, поднимавшие массы устным словом. Для таких социальных смен обязательной становится митинговая активность, когда все хотят стать ораторами.
Современные технологии позволяют вступать в войну против государства одиноким игрокам, поскольку государство потеряло контроль не только над информационным пространством благодаря возникновению Интернета, но и над пространством физическим, примером чего служит терроризм, где малая группа представляет такую же опасность для государства, как и целая армия.
В качестве такого примера одинокого игрока в результате рассекречивания архивов ЦРУ возник и Остап Вишня, который, судя по документам, поддерживал активность повстанцев с помощью печатания своих текстов в широкой советской печати [8–9]. Это несколько парадоксальное, но теоретически вполне понятное действие.
Человек становится человеком только в социальном окружении. В социальной изоляции он чувствует себя очень плохо. Есть даже термин социальная боль, созданный по аналогии с болью физической [10]. Современные пропагандисты, рекламисты и пиарщики активно пользуются инструментарием социального давления на человека, подгоняя его под общепринятое поведение.
Пропаганду ругают все. Но точно так же все пользуются пропагандой. Государства переназвали ее иформационной войной или информационными операциями, бизнес – рекламой и паблик рилейшнз, политтехнологи – избирательными технологиями. Все они направлены на то, чтобы с помощью коммуникации внести изменения в мышление человека, что должно привести его к поведению, выгодному для коммуникатора.
Литература
1.
2.
3.
4.
5.
6.
7.
8.
9. Operation Belladonna // www.foia.cia.gov/sites/default/files/document_conversions/1705143/HRINIOCH%2C%20IVAN_0002.pdf
10.
10.4. Пропаганда 2.0: новые измерения в действии