Пропаганда 2.0

В процессе такого подхода возник даже термин «лингвистическая контрабанда». Если «Талибан» говорит о вошедших солдатах как о захватчиках, угрожающих исламу, то вместо того, чтобы опровергать это, говоря о них как о защитниках законно избранного правительства Афганистана, речь идет в ответ только о фактических деталях. То есть «Талибан» говорит на стратегическом уровне, уровне правил, а ему возражают на уровне фактическом, на уровне фактов.

Изучение аудитории является основой любых действий. Это мнение и английских специалистов, которые давно сместились с просто информационных операций на операции влияния [2]. Они видят четыре цели в работе с аудиторией:

– точная идентификация оптимальной целевой аудитории;

– измерение «внушаемости» этой аудитории;

– определение лучших процессов воздействия на эту аудиторию;

– производство и размещение триггеров, которые смогут эффективно и измеряемо менять поведение аудитории.

Сейчас в мире возникло множество каналов, ведущих к одному человеку. Одновременно это также дало возможность получить его четкий профиль, позволяющий осуществить нужный вид воздействия.

Профессор Мерфи (США) подчеркивает, что успех военных в Афганистане зиждется на их способности изменять поведение с помощью влияния [3]. И это чисто бихевиористская цель. В другой своей статье он задает стратегическую коммуникацию как набор действий, слов и картинок для создания когнитивных информационных результатов [4]. То есть ни коммуникации без действий неэффективны, ни действия без коммуникаций.

Отсюда вытекает и то, что для правильного воздействия на население, особенно чужое, надо знать то, что сегодня именуется культурной разведкой. Особое внимание уделяется тем людям, которые в рамках данной культуры могут быть мессенджерами, поскольку к ним есть доверие.

Мерфи говорит: «Информационные результаты, ведомые процессами стратегической коммуникации, будут оставаться ключом к военному успеху. Имея это в виду, сомнительно, чтобы военные понимали, как планировать и вести стратегическую коммуникацию в своих попытках эффективного достижения желаемых результатов. Этот подход требует большего понимания как искуства, так и науки в применении стратегических коммуникаций».

Все это понятно в свете общей тенденции к попыткам выстроить нелетальные типы войн. Сначала войны сделали бесконтактными для своих солдат, потом для чужих стали изобретать нелетальное оружие. Человечество стало болезненнее относиться к смертям, чем раньше, что, несомненно, связано и с развитием массовых коммуникаций, которые способны резко увеличивать действенность каждой передаваемой информации.

Это также вытекает из большей сегодняшней зависимости власти от населения, что заставляет власть всеми силами уходить от отрицательных для нее контекстов. Эти изменения начали трансформировать понимание войны, уменьшая долю насилия в ней.

Сегодня возникло отдельное понятие именно военной мягкой силы [5]. При этом внимательному анализу подвергается даже Чингисхан, мягкая сила которого, в отличие от жесткой, оказалась совсем неизученной. Монголы смогли построить самую большую империю в человеческой истории не только благодаря жесткой силе, но и силе мягкой.

К. Аткинсон в своей статье «Военная мягкая сила XXI столетия» пишет: «Мягкая сила является способностью изменять чужие ценности, представления и предпочтения. Успешное применение мягкой силы ведет к изменению предпочтений, что, как следствие, меняет поведение. Поскольку представления и предпочтения человека изменились, маловероятно, что он вернется к своему старому поведению, поскольку то поведение базировалось на предпочтениях, которых он более не придерживается. Мягкая сила состоит в притяжении других с помощью информационной повестки дня, убеждения и привлекательности. В отличие от жесткой силы объект воздействия мягкой силы может даже не чувствовать, что происходит».

В качестве примера такой мягкой силы Аткинсон анализирует культурные обмены в сфере военного обучения [6–7]. Отсюда следует важный вывод, что то, что представляется наблюдателю просто случайным, является на самом деле достаточно системным процессом с далеко идущими последствиями.

К. Хейден, говоря о публичной дипломатии 2.0, считает, что новые информационные и коммуникативные технологии меняют процессы публичной дипломатии [8–9]. Он считает, что мягкая сила представляет собой новое концептуальное пространство, позволяющее привлекать иностранную аудиторию для достижения политических целей. При этом он подчеркивает, что когда Дж. Най, автор концепции мягкой силы, говорит о том, что она привлекает, а не принуждает, как жесткая, понятие привлекательности является несколько расплывчатым.