Пропаганда 2.0

Сегодня мы столкнулись с еще одной совершенно новой характеристикой постмодерна – безлидерскими революциями [33–34]. Кстати, в этом есть и великий плюс, поскольку теперь не только труднее «гасить» протестные движения, но и другие формы, даже научные. Каждый из нас, прочитав нижеследующую цитату создателя советской педологии А. Залкинда с похвалами Троцкому, легко может предсказывать судьбу его и педологии после высылки Троцкого [35]: «По поводу учения Фрейда тов. Троцкий заявляет, что, по его мнению, фрейдизм приемлем для марксизма. О фрейдизме же, в плане самой горячей его марксистской защиты, высказывается и тов. Радек в одной из передовых статей «Правды» 1923 г.».

Но и отрицательный опыт Троцкого в отношении его неудач тоже оказался нужным – но в Японии [36]: «Автобиография Троцкого использовалась в качестве психологического оружия японской службой безопасности в 1930—1940-е годы: сотрудники тюрем насильно заставляли читать «Мою жизнь» местных коммунистов, полагая, что «исповедь неудачника планетарного масштаба» уничтожит их амбиции».

Сегодня сакральное изучается нейропсихологами по заказу военного ведомства. В частности, С. Этрен обратился к изучению как религии, так и сакральных ценностей [37–38]. Одним из выводов этих исследований является то, что сакральное не меняется на материальное. Это вынесено из анализа палестино-израильских переговоров (см. также [39–42]). В статье в New York Times под названием «Слова, способные прекратить войну» С. Этрен вместе со своим соавтором отметили сложности работы с сакральными ценностями по результатам своих опросов на Ближнем Востоке [43]: «Многие респонденты настаивали, что ценности, о которых идет речь, являются для них сакральными. Например, почти половина израильских переселенцев, которых мы опрашивали, говорила, что они не будут рассматривать обмен любой земли на Западном берегу, территории, как они верят, дарованной им Господом, в обмен на мир. Более половины палестинцев рассматривают полный суверенитет над Иерусалимом в том же свете, а более четырех пятых чувствуют, что «право на возвращение» также является сакральной ценностью».

Главными специалистами по сакральному в современном мире являются антропологи. Именно по этой причине их активно привлекают военные, которым пришлось ввести дополнительно к физическому человеческое пространство битвы. И хотя университетские антропологи стали гневно возражать против этого (см. [44]), США уже имеют такой опыт использования антропологии во время Второй мировой войны [45]. Правда, тогда они были задействованы в разведке, а не в боевых действиях. Главным «проповедником» использования ученых является женщина-антрополог М. МакФейт, служащая в военно-морских силах США (см. о ней и ее работы [46–50]). Х. Густерсон, профессор антропологии, говорит: «Пентагон надеется, что антропология может стать для войны с террором тем, чем была физика во времена холодной войны. Если это случится, наша дисциплина никогда не будет такой, как раньше».

Государство является монополистом во всем, а не только в сфере применения насилия. Государство, например, монополизирует прошлое и будущее виртуально, а настоящее и физически. Население видит и прошлое, и будущее, и настоящее только его глазами. Соответственно, такое видение прямо и косвенно создает сакральность, поскольку возникает запрет на другую интерпретацию.

Государство управляет сакрализацией и десакрализацией. Причем в современном мире такие решения надо принимать очень динамично. Э. Паин увидел похожие процессы усиления сакральности [51]: «В России в последние два года быстро набирает обороты такая форма архаизации, как десекуляризация всей общественной жизни – сжатие мирского и гигантское распространение зоны сакрального, само обсуждение которого кощунственно».

До появления государства церковь была единственным монополистом – интерпретатором мира, давая причинно-следственные связки ко всем событиям, чтобы в результате возникала осмысленная картина мира, а не хаос в головах. Однако интерпретации важны и интересны тем, что они не только интерпретируют, но и порождают нужный тип мира. По этой причине шаманы и священники могли не только рассказывать о мире, но и управлять событиями.

Советский Союз даже в годы репрессий управлялся не просто репрессивными механизмами, а репрессивно-символическими механизмами. Кино было такой же управляющей силой до войны, как и репрессии. Телевидение стало такой же силой в послевоенный период. Символы всегда играли особую роль, как и герои, которые по сути были людьми-символами.

Советский Союз осваивал сакральное пространство, как целину или космос. Ему удавалось превращать физическое событие в сакральное, когда это было нужно. Даже расстреливаемые в 1937 г. жертвы до последней минуты жили в этом символическом, а не реальном мире, думая, что Сталин ничего не знает о репрессиях. У них как бы было атрофировано индивидуальное мышление и понимание, оно было заменено коллективным, созданным информационным и виртуальным пространствами.

Литература