Пока родителей не было (они пошли провожать Дубрава), Алеша вышел из горницы и спустился в холодный подвал, где дожидались своего часа запасенные еще с лета продукты. Нашелся и мешок — Алеша аккуратно сложил в него несколько свиных окороков, пару дюжин яиц покоящихся в деревянной коробке, большой каравай. Потом, заслышав приближающиеся шаги, уложил мешок в темный угол, а сам выбежал из кладовки: он прошел к печи, там за столом толковали про его болезнь отец с дедом. Алеша повернулся к ним спиной и взял из выемки в печи большой кремний — засунул его в карман…
Остаток дня протянулся мучительно долго — Алеша все боялся, что его замысел раскроется, он залез на печку и сидел там закрывшись занавеской, угрюмый и молчаливый. Несколько раз подходила мать, пыталась о чем то с ним заговорить, но Алеша молчал. Только когда наступило время ужина, он слез с печи и нехотя поел..
Вот наступила ночь, потухло пламя в печи, и затушив свечи, все улеглись спать. Алеша, одетый в теплую рубаху, штаны и носки улегся на печь.
По Алешиной щеке покатилась одинокая слеза, и не успела она еще пасть беззвучно на подушку, как пала тьма, стало холодно и Алеша обнаружил себя стоящем в мертвом мире…
— Это, Алеча! — прогремел в мертвом, недвижимым воздухе знакомый голос и, развернувшись, Алеша увидел в паре метров от себя Чунга, за спиной которого до самого черного горизонта, тянулось ровное, недвижимое, море забвения.
Все вокруг было мертво и только глаза Чунга пылали радостью
Алеша тяжело вздохнул и мертвый холодный воздух наполнил его легкие, а Чунг говорил:
— Я начал свой путь на север там в нашем мире. Рассказать тебе?
Опечаленный Алеша ничего не отвечал, он стоял опустивши голову, но Чунг, не замечая этого, с жаром рассказывал:
— Вчера я поведал о своей беде отцу и матери, сначала они не поверили мне, говорили, что это лишь дурной сон, но когда я показал им ледяной нарост — они поверили. И мы вместе начали путь на север…
Эти слова заставили Алешу встрепенуться:
— Как вместе с тобой… что же выходит… ну и родители у тебя…
— А ты своим что же ничего не рассказал?
— Нет, — ответил Алеша, -..им расскажешь! Они меня тогда вообще ни на шаг из дома не выпустят — а уж что бы мне поверить, дом оставить, да пойти куда-то за тридевять земель, на север, об этом не может быть и речи! Но я теперь точно решил — завтра же выхожу, я уже и вещи в мешок собрал…
Тут Алеша стал разглядывать уродливый лабиринт искривленных черных каменных глыб и спросил у Чунга:
— Ты забирался на них?
— Нет, я тебя искал…
Алеша вновь повернулся к каменным щупальцам и приглядел особенно высокий, вершина которого терялась где-то в недвижимом черном мареве, метрах в тридцати над головами. В основании истукан имел метров десять или пятнадцать и, постепенно сужаясь, искривлялся на право. Из поверхности этого исполина торчали острые выступы, на которые и смотреть то было больно — казалось каждый из них намеривался пронзить глаз.
Алеша вновь тяжело вздохнул:
— Ну что ж, я по деревьям не плохо лазаю, по крайней мере, падал только один раз, когда ветвь подо мной обломилась, надеюсь, что здесь ничего не отвалится, а то падать долго…
Алеша подошел к исполину, ступил на ближайший от земли выступ, схватился рукой за следующих, подтянулся… Оказывается здесь подтягиваться было значительно легче чем в обычным мире.
Неожиданно Алеше показалось, что холодная сталь распорола его грудь и живот. Он почувствовал горячие капельки крови, которые бежали по его груди — отпустил уступ за который держался и упал на каменную поверхность, тут же вскочил и осмотрел себя: оказывается когда он подтягивался, то не заметил совсем маленький, но острый, словно лезвие выступ. Алешу спасла одежда: теплая рубашка была распорота, остался и тоненький красный след на коже, но не более того — Алеша содрогнулся, представив, что с ним было бы если б он лег без плотной рубашки.
— Смотри!
Чунг схватил Алешу за руку, и указывал своей рукой без пальцев на глыбу восхождение на которую так неудачно начал Алеша — на глыбе выделялся выступ о который поранился Алеша. Раньше он был совсем не приметным, теперь же засветился страшным бледно-белым сиянием, все ярче и ярче разгорался этот свет, начал уже резать глаза, и к ужасу своему Алеша понял, что не может повернуть голову — свет притягивал взгляд. Он наполнял глаза холодом, и наверное в конце концов Алешины глаза превратились бы в две ледышки, но мертвенно холодный свет быстро угас и вновь перед двумя друзьями возвышался огромная глыба — щупальце.
— Это от моей крови она так, — проговорил Алеша, и поборов страх, вновь подошел к камню… нащупал выступ и вновь стал подтягиваться, на этот раз значительно осторожнее.
Снизу его подбадривал Чунг:
— Давай Алеча — теперь совсем немного осталось! Смотри не соскользни, крепче держись!
Алеша забирался не на что не отвлекаясь. Остановился он только тогда когда вновь раздался голос Чунга:
— Все, Алеча, остановись!
Алеша остановился, уцепившись за какой-то изогнутый, режущий руку выступ, посмотрел вниз, да так и задрожал, вжавшись в холодный камень.