Раздался грохот и звон. Упали Мишкины кубки. Это ожившая статуэтка в сердцах сбросила их с полки на пол. А Шуршун недовольно ухал и пыхтел. Неуклюже топал по комнате, задевая головой люстру, а плечами – стеллажи и шкафы. Спотыкался о тумбы и кресло. Опрокинул все стулья и большой напольный горшок с фикусом. Смел с письменного стола учебники и тетради, ноутбук и настольную лампу.
– Я найду тебя, мерзкий мальчишка! – бухтело чудовище. – Я все равно доберусь до тебя!
Одеяло и неподвижность. Только это защищало от Шуршуна. Пока ты укрыт с головы до пят одеялом, пока ты лежишь, как мертвый, как камень, – ты невидим для этого монстра.
Наконец, утомившись, Шуршун опустил свой мохнатый зад на ковер.
– Ничего, – прогудела сидящая на полу туша, – ночь длинная. До утра все равно пошевелишься. И тогда я тебя разорву, – Шуршун поскреб когтищами двух нижних лап по ковру. – Знаешь как будет больно перед тем, как ты умрешь?
Мишка боялся дышать. Мишка боялся дрожать. Одно лишь сердце отбойным молотком колотилось в груди. Только бы не заснуть случайно. Только бы не заснуть! Вот заснешь, вздрогнешь во сне, и тогда…
Все-таки он задремал. Наверное, уже тогда, когда брезжил рассвет. Мишка не мог знать точно – ведь под одеялом ничего не видать.
– Михаил!
От этого окрика Мишка проснулся. Узнал голос отца. Значит, утро настало. Значит, он пережил эту ночь. Мишка отбросил от лица одеяло. В дверях стоял папа.
– Что это ты тут творил? – Отец недоуменно оглядывал комнату.
Поваленные стулья и фикус. Разбросанные по полу кубки, учебники и тетради, ноутбук, настольная лампа.
– Что это за бардак? – Брови отца гневно сдвинулись.
Мишка лишь хлопал глазами. Шуршун посещал его раньше, но такого никогда еще не было.
– А ковер ты зачем испортил? – Отец заметил порезы.
«Это не я!» – захотелось завопить Мишке, но он лишь зажал себе рот ладонью. Кто же ему поверит?
– Ну и осел ты, Михаил! Ну и осел, – отец покачал головой. – Вечером будешь наказан. А сейчас быстро убрал здесь все, потом позавтракай и бегом в школу!
17
– Эй, Щеглов!
Витя поднял голову. Перед ним стоял Мишка.
– Вот, забирай, – он поставил статуэтку на парту и отшатнулся, будто бы фигурка была заразная.
– А что так? – Витя внимательно глядел на Мишку.
– Просто забери свою дрянь, – ответил Глушков.
– Неужели кошмарики снились?
– Да пошел ты, – бросил Миша и удалился.
Эта статуэтка заколдована. Она приносит беду. Больше Витя в этом не сомневался.
После уроков он пошел на пустырь. Пробрался в заброшенный дом. Положил фигурку на то же самое место, откуда несколько дней назад ее вытащил.
– Все. Я отдаю то, что забрал, – сказал он неизвестно кому. – Простите меня, пожалуйста.
«Теперь все закончится, – сказал он уже самому себе. – Теперь все будет хо-ро-шо».
В то, что так оно действительно будет, очень хотелось верить. Хотелось, но не получалось.
Ночью Витя много раз просыпался, с тревогой глядя на тумбочку. Не вернулась ли статуэтка? Но тумбочка оставалась пустой.
А сны Вите, несмотря на тревожное ожидание, все равно снились хорошие. В первом он попал в зоопарк с диковинными зверушками. Зверушки были забавными и пушистыми. Они резвились, ходили колесом и, играя, бегали друг за дружкой. Во втором отец возвращал ему телефон. В третьем они шли с Каролиной, взявшись за руки, по волшебному, невероятно красивому лесу. На раскидистых деревьях с разноцветными листьями росли огромные, похожие на кувшинки цветы. По ветвям прыгали веселые белки. Большие кузнечики играли на маленьких скрипках. Порхали пестрые мотыльки. В четвертом же сне Витя видел себя большим и сильным. Высоким, со стальными мускулами. И Мишка по сравнению с ним выглядел слабачком.
В эту ночь добрые сны снились и Кате, и Толику.
Катя видела себя королевой. В роскошном, расшитом золотом платье, усеянном изумрудами. В большом тронном зале. Окруженной прибывшими из далеких заморских стран красавцами-принцами.
Толику снилось, что начались каникулы. Он несется по ровному асфальту на новеньком велосипеде. Которого у него еще нет, но обязательно будет! Только седло поскрипывает. Только спицы мелькают. Только ветер в ушах.
Снов в ту ночь не видел лишь Мишка Глушков. Не видел по той простой причине, что вовсе не спал. Он жутко боялся возвращения Шуршуна. В отличие от Вити, которому кошмары до недавнего времени никогда не докучали две ночи подряд, у Мишки все было по-другому. Если пришел Шуршун этой ночью – обязательно явится и на следующую.
Больше всего Мишке не давал покоя вопрос: почему в его комнате поутру был такой беспорядок? Откуда на ковре появились порезы? Может быть, Мишка стал лунатиком? Ведь лунатики могут встать и, не просыпаясь, наворотить кучу дел. Мишке кто-то рассказывал об этом. Или он в Интернете читал? Хорошо, если бы оно так и было. Но вдруг весь этот бардак и порезы на ковре и вправду сделал Шуршун? Что, если все случившееся прошлой ночью происходило на самом деле? Мишка был точно уверен в одном: спать ему этой ночью нельзя. Вот поэтому-то, стащив у мамы иголку, Мишка колол себя ею до тех пор, пока за окном не стало светло.
18