Прокурор

— За что? За что они?! — сквозь рыдания словно толчками выдавливал слова женский голос. — Из-избили… Деньги за-забрали…

Надю словно пружиной подбросило. Она метнулась в коридор. Баринова тоже невольно встала.

А уже в комнату Берестов вводил молодую женщину со сбившейся прической и размазанной по лицу краской для ресниц. Одной рукой она прикрывала глаз.

— Успокойся, Тома! — уговаривала ее Надя. — Кто тебя? Когда?

— А-анегин ваш… — всхлипывала пришедшая. — С этим… Громилой…

Она вдруг запрокинула голову и тонко и высоко заголосила.

— Воды! — крикнула Надя Виктору. — Скорей!

Берестов побежал на кухню.

Павлинка, напуганная происходящим, скривилась, готовая тоже вот-вот расплакаться. Баринова бросилась к ней, взяла на руки, прижала к себе.

Вернулся Виктор с кружкой воды. Тамара сделала несколько судорожных глотков, придерживая кружку обеими руками.

Глаз у нее заплыл, на щеке алела ссадина.

— Попей еще, попей, — уговаривала ее Надя, словно маленькую. — Легче станет… Потом и расскажешь толком…

— Пришли Анегин с Громилой, — начала Тамара. — Принесли записку от Гриши. Чтобы я сняла «двадцать рублей» и отдала им. А потом, а потом… Она снова разрыдалась.

— Какая записка? Какие двадцать рублей? — ничего не понимая, переспросила Надя.

Постепенно Тамара взяла себя в руки.

— Понимаешь, Гриша часто бывает в командировках, — рассказывала она, — и всегда оставляет мне свою сберкнижку. На предъявителя. Если нужно было кому-нибудь срочно отдать деньги, он присылал записку: сними рубль или полтинник…

— Полтинник? — удивилась Надя.

— Значит — пятьсот, а «рубль» — тысяча. Такая договоренность между нами была. Поняла?

— Да, конечно, — кивнула Надя.

— Ворвались они, — продолжала Тамара. — У меня один знакомый сидел. Так Громила его с лестницы спустил! А Анегин сует мне записку на «20 рублей», то есть 20 тысяч… Смотрю, почерк как будто Гришин, а, с другой стороны, будто и не его. Я еще подумала, может, с похмелья писал? Короче, деньги я все же отдала. Тут Анегин говорит, что на словах Гриша еще передал, чтобы я им подсвечники отдала… Какие, спрашиваю, подсвечники? Громила как рявкнет: не придуряйся, мол, гони подсвечники — и все тут! А я ни о каких подсвечниках и слыхом не слыхивала… Они словно сбесились. Тамара прижала к глазам платочек и снова заплакала.

Немного подождав, Надя спросила:

— И что дальше?

— Набросились на меня. Глаза налитые. От обоих перегаром несет… Ваш Громила как двинет мне, — Тамара показала на затекший глаз. — Хотел еще, да Анегин остановил. Сказал, что сами найдут подсвечники… Ты бы видела, что они устроили в квартире! Перевернули все вверх дном. Горку с посудой опрокинули, хрусталь побили… За что, скажи мне, Витюня? — повернулась она к Берестову. — Ведь ты водишься с ними… Что я им сделала, а?

Берестов смущенно повел плечами.

— Нет, ты скажи! Объясни мне, почему они так? — пытала его Тамара.

— А записка эта самая… — пробормотал Виктор. — Где она?

— Где? Анегин порвал! — зло ответила Тамара.

— А подсвечники нашли? — спросил Виктор.

— Нашли, в гараже…

Тамара схватилась за глаз и запричитала. Боясь, что она опять закатит истерику и вконец запугает Павлинку, Баринова вышла с девочкой на кухню.

Вскоре на кухне появился Виктор.

— Такая штука, Флора, — сказал он озабоченно. — Вы посидите, пожалуйста, с Надей, а я отвезу сейчас Тамару домой и вернусь за вами…

— Конечно, разумеется, — пролепетала Баринова, подавленная всем происходящим.

Флора слышала, как хлопнула входная дверь. И ее позвала Надя.

— Кто это была? — осторожно спросила Баринова.

— Моя подруга. Тамара Марчук.

— А муж ее где?

— Неизвестно. Понимаешь, ходят разговоры, что Гриша попал в какую-то нехорошую историю. Милиция якобы его ищет. В общем… — Урусова махнула рукой. — Садись, Флора, кушай, пожалуйста.

Но обед скомкался. Флора пыталась выяснить, в какую-такую историю попал Марчук, но Надя от разговора ушла. Потом приехал Берестов. Наскоро попрощавшись с Надей, они отправились в «Зеленый берег». Виктор всю дорогу молчал. Молчала и Баринова. Оставив Флору в доме отдыха, Берестов, не теряя ни минуты, тут же поехал назад, в город.

* * *

Старший лейтенант Коршунов утопил пуговку звонка. Послышалась мелодичная трель. Затем протопали легкие шажки, дверь распахнулась, и на пороге показался мальчуган лет пяти.

— Здравствуйте, — сказал он, внимательно разглядывая незнакомого дядю. — А вам кого?

— Здорово, — ответил инспектор. — Мария Максимовна дома?

— Баба Марья болеет…

— Саня, кто пришел? — послышалось из глубины квартиры.

— К тебе…

Мальчик впустил Коршунова в прихожую, молча поставил перед ним домашние тапочки. И только потом повел в комнату.

В кресле сидела старая женщина. Коротко подстриженные волосы ее были совершенно белые. Одна нога, обвязанная теплым платком, покоилась на табуреточке.

Юрий Александрович поздоровался. И спросил:

— Вы Мария Максимовна Урбанович?

— Она самая, — кивнула старушка.

— Ну что ж, будем знакомы.

Коршунов представился, показал удостоверение.