Прокурор

— Помогаем толстым, — он оглядел ее изящную стройную фигурку, — стать такими, як вы. — И ни с того ни с сего рассмеялся.

— Это для самомассажа, — пояснил начальник цеха и показал, как нужно пользоваться: словно трешь спину полотенцем после купания. — Ясно?

— Вполне, — кивнула девушка.

Ее внимание привлек странный предмет, торчащий из-за лацкана пиджака Зозули, — как будто кончик полиэтиленовой трубочки для коктейля. С этого бока пиджак был чуть оттопырен.

Заметив взгляд Бариновой, Тарас спрятал трубочку поглубже и, сильно покачнувшись, сказал Анегину:

— Я думаю, главный будет доволен. Бачишь? — провел он пальцем по роликам, в которых были пропилены углубления, отчего они походили на зубчатые колесики.

— Смотри-ка! — хмыкнул довольный начальник цеха. — Просто и сердито. — Он повернулся к Бариновой: — Понимаете, раньше мы делали ролики гладкими, без зубчиков. Эффект, конечно, не тот.

— Да, теперь массаж в несколько раз интенсивнее, — закончил за него Зозуля и громко икнул, обдав слушателей винным духом. — Принимаешь, чи ни?

— Порядок, — похлопал его по плечу Анегин. — Давай в том же духе! А мы не будем мешать. Пойдемте, Флора Юрьевна, побеседуем еще…

Он деликатно выпроводил Баринову и повел к себе, несколько смущенный.

«А мастер-то под мухой, — констатировала Баринова. — Ладно, поговорю с ним в следующий раз».

— Хорошо у вас, все время музыка, — сказала она, когда «Брызги шампанского» сменила песенка Крокодила Гены из мультфильма о Чебурашке и его друзьях.

— Помогает работать, — с удовольствием подхватил начальник цеха, все еще шокированный состоянием Зозули. — Больше всего нравится мастерам вот эта песенка да еще «Подмосковные вечера». Все время крутим. Врачи пишут, музыка — лучшее средство от переутомления…

Но поговорить им не дали. Анегина вызвали к директору.

Флора весь день провела на фабрике, ходила по цехам, знакомилась с людьми. А вечером в доме отдыха, у себя в коттедже, прослушала магнитофонную запись разговоров, состоявшихся днем, прочла заметки, занявшие добрую половину блокнота. Не все люди откровенничали, некоторые смущались, некоторые чего-то боялись. Но были и такие, кто говорил с журналисткой охотно и откровенно, высказывая кое-какие вещи, которые постороннему узнать сразу невозможно.

Например, тот самый Зозуля редко бывает трезв. Он все время «заправляется» через полиэтиленовую трубочку из грелки, которую носит в кармане пиджака.

Вспомнив, с какой неохотой главный художник фабрики и Анегин говорили об экспериментальном цехе (а вернее, все скрывали), Флора сделала приписку в блокноте: «Не слишком ли ретиво оберегается от чужих глаз то, что создается в СЭЦ? Может быть, дело не только в „творческих секретах“?»

* * *

Почти каждый вечер Гранская и Шебеко садились в «Волгу» и ехали за город. Кирилл Демьянович наотрез отказался скрываться в кемпинге и жил на квартире Инги Казимировны. Да и прятаться было бесполезно: в городе и так знали об их отношениях. А соседи считали их законными мужем и женой.

Их излюбленным местом был чистый торжественный сосновый бор километрах в двадцати от Зорянска. Сюда приезжали не только они, красивый уголок привлекал и других туристов. Местное лесничество, чтобы уберечь лес от стихийного разгула отдыхающих, организовало тут разного рода удобства: врытые в землю столики и скамьи, специальные ямки для кострищ, шалаши. Это было удобно и лесникам, и туристам: мусор складывался в специально отрытую траншею, огонь разводился там, где положено, не вытаптывалась растительность в других местах.

— Сделано удобство на копейку, а сбережены тысячи, — одобрительно говорил Шебеко. — А главное, человек чувствует заботу, доверие. Потому здесь и не безобразничают…

Они любили сиживать допоздна у костра, болтать обо всем, что придет в голову. Кирилл признавался, что давно так не отдыхал. Их несостоявшийся совместный отпуск у моря в какой-то степени компенсировался этими поездками.

Как-то Кирилл позвонил Гранской на службу и торжественным голосом сказал, чтобы она не задерживалась ни на минуту. У них, мол, сегодня замечательный день, который они должны отметить в лесу.

Кирилл поджидал ее за углом (подъезжать прямо к прокуратуре она ему все-таки запретила).

— Какой такой замечательный день? — спросила Гранская, усаживаясь в машину.

— Увидишь, — загадочно ответил профессор.

«Туристский раек», как окрестил их любимое место Кирилл, был чисто выметен. Машина остановилась возле шалаша.

— Как здорово, что мы одни! — воскликнула Инга Казимировна.

Кирилл попросил ее отвернуться и посидеть в машине.

За спиной Гранской звякнули ложки, рюмки. Но она стоически держалась и не оборачивалась.

— А теперь, о повелительница, — торжественно зазвучал голос профессора, — снизойди до презренного раба твоего и яви сюда лицо свое, подобное луне в полнолуние…

— Хочешь сказать, я растолстела, — со смехом встала с кресла Инга Казимировна.

Она повернулась и всплеснула руками.