Проклятый граф

– Тогда не хватит и нескольких суток, чтобы во всем разобраться. Поэтому я и не хотел оказываться здесь в, так сказать, материальном виде. Путешествия во времени – это такая сложная вещь, знаешь ли… И это отнюдь не мой конек. Любое действие, которому ты и значения-то не придаешь, может… Куда ты смотришь? – последний вопрос, относящийся уже не к сидящей на постели девушке, а к созерцающему ее ноги младшему хранителю памяти, заставил их обоих вздрогнуть. Винсент, тряхнув головой, поспешно отвел взгляд и, даже несколько смутившись, едва заметно улыбнулся, взирая на свою копию.

– Я просто пытаюсь понять, что у нее на ногах.

Татьяна, вспомнив про, должно быть, открывшееся от ее необдуманных действий взгляду нового знакомого кроссовки, поспешно выпустила юбку платья, позволяя ей вновь скрыть ноги.

– У меня на ногах обувь, – сумрачно уведомила она, складывая руки на коленях и пытаясь закосить под примерную школьницу, – Состаришься до его лет, – здесь она кивнула на своего спутника, – Поймешь.

Оба Винсента неожиданно и очень синхронно ухмыльнулись. Это движение губ вышло у них столь похожим, столь идентичным, что девушке, на мгновение тоже почудившейся, что у нее двоится в глазах, ненадолго стало не по себе.

Младший из хранителей памяти неожиданно шагнул вперед и, взяв ее руку, мирно покоящуюся на коленях, в свою, поднес ее к губам.

– Мне нравится, как ты говоришь, – промурлыкал он, легонько целуя ее тыльную сторону, – Даже жаль, что мы так никогда и не…

– Умолкни! – старший хранитель памяти, раздраженно шагнув следом за своей прошлой копией, схватил ту за шиворот и отдернул от несколько удивленной девушки, – Я не говорил ей!

– Ты, должно быть, шутишь, – Татьяна, нахмурившись, медленно поднялась с кровати и, уперев руки в бока, взглянула на своего спутника с совершенно нескрываемым недовольством, – Винс, ты мне, может, составишь списочек того, что ты мне не рассказал? Или мне уже самой его составлять пора, чтобы потом было чем припереть тебя к стенке, а? – последние слова она проговорила на несколько тонов тише, и как-то тяжелее, стремясь тем самым произвести на собеседника хоть немного более устрашающее впечатление. Винсент, продолжая держать самого себя за шкирку, лишь махнул рукой.

– К происходящему отношения это не имеет, – и, видя, что девушка собирается возразить, он останавливающе поднял руку, – Потом, все потом. Сейчас мы должны вернуться туда, куда нас поселили.

– Мы, Винсент Первый… – недовольно буркнула в ответ Татьяна и, тяжело вздохнув, окинула двух своих незваных гостей, из которых один, по-прежнему не отпуская второго, едва ли не волок его к двери, вопросительным взглядом, – Так что мне делать-то?

– Сиди и не отсвечивай! – долетел до нее строгий приказ и деревянная створа, пропустив мужчин в незнакомый девушке коридор, с хлопком закрылась, оставляя ее в совершенном одиночестве. Последним, что еще успела услышать Татьяна, был откровенно изумленный вопрос, кажется, младшего из хранителей памяти:

– Она назвала тебя «Винс»?..

Ответ на него, размазавшийся где-то среди стен коридора, девушка уже не услышала.

Вокруг снова воцарилась тишина. Из-за двери, плотно прикрытой уходящими хранителями памяти, не доносилось ни звука, не было слышно даже шагов, хотя их-то как раз следовало ожидать – если коридор, как предполагала Татьяна, исходя из слов и действий Эрика, был отведен под гостевые комнаты, люди должны были бы сновать туда-сюда еще хотя бы некоторое время до сна. Впрочем, с другой стороны, если вспомнить, что зал они с «братом» покинули последними, можно было смело сделать вывод, что гости, или большая их часть, по крайне мере, успели уже улечься, вероятно, утомившись не меньше, чем сама Татьяна.

Девушка задумчиво почесала нос и, получив, наконец, возможность спокойно изучить отведенные ей покои, огляделась.

Бывать в предоставленном ей помещении ранее, в своем времени, ей не доводилось, как, впрочем, и в коридоре, где располагалась это самое помещение, посему любопытство юной путешественницы во времени было вполне обоснованным. Кроме того, полюбоваться было чем.

Обои в этой комнате, поблескивающие в свете украшающей потолок небольшой люстры, и, похоже, представляющие скорее атласную ткань, нежели современный их бумажный эквивалент, были светло-голубого, лазоревого цвета, что создавало ощущение, будто пребываешь где-то на небесах. Татьяна смутно вспомнила, что стены в коридоре, где располагались гостевые помещения, тоже были небесного оттенка и, улыбнувшись чему-то, подняла взор к потолку.