Гроза все-таки разразилась. Под утро. С громом, от которого дрожала земля, и молниями, несколько раз бившими в колокольни. Проливной ливень, шумевший точно водопад, упруго бил в мостовую, разлетаясь сотнями мелких капель во все стороны, заполнял сточные канавы, смывая с дорог лошадиный навоз и солому.
Мы не вымокли лишь оттого, что Гера создала над нами невидимый, но вполне действенный купол. Пугало, ненавидящее подобную погоду даже больше, чем благочестивое поведение, тут же к нам присоединилось. Теперь оно шло за мной, «дыша» мне в затылок, вертя головой и не понимая, куда мы бредем по пустынным улицам. Из-за ливня даже патрули стражи исчезли, не говоря уже о грабителях.
Проповедник встретил нас под липами, не забыв пожурить:
– Шляетесь вместо того, чтобы отдыхать. Едва вас нашел в этом лабиринте.
Быстро светлело, мир на несколько минут стал свинцовым и каким-то мертвым. Гера молчала, сосредоточенно думая о чем-то своем. Я держал ее под руку, следуя за ней, прекрасно ориентировавшейся среди кремовых домов с ободранными стенами, спускаясь по сотням коротких ступеней, все ниже и ниже к морю, к кварталам, в которых жили отнюдь не благополучные горожане.
– Ты когда-нибудь думал, какая ответственность лежит на нас? – внезапно спросила колдунья, повысив голос, чтобы заглушить шум дождя. – Понимаешь, что будет с тобой и мной, с Братством и миром, если не получится остановить кузнеца?
– Понимаю.
– Его следовало начинать ловить сразу после Шоссии, а не год спустя. Мы упустили время.
– Но ада на земле пока нет. У нас еще есть возможность остановить его, хотя срок очень мал. Уверен, кузнец не станет слушать уговоров.
– Ты прав, Синеглазый. Его придется убить. Нелепо, правда? Для того чтобы сделать что-то хорошее, приходится оставлять за собой трупы. Почему мы не можем иначе?
– Мы? – не понял я.
– Люди. Жить в свое удовольствие, не мешать другим, не судить, не осуждать и не делать зла ближнему своему. Он ведь Всемогущий. Какого черта создавать столь бракованную тварь, как человек?! В нас слишком много изъянов, для того чтобы мы имели право существовать.
– Вообще-то циник – это я. Но придется мне выступить на другом поле. Не все в нас плохо. Есть хорошее.
– Да ну? – Она перепрыгнула лужу одновременно со мной, и Пугало едва в нас не врезалось, раскинув руки, точно журавль крылья, чтобы сохранить равновесие.
– Конечно, есть. Иначе зачем ты пытаешься спасти этот мир?
Она нахмурилась:
– Потому, что человечество лучше чертей, которым откроется прямая дорога сюда, если темному кузнецу будет сопутствовать удача. Вряд ли с неба прилетит парочка ангелов, которые согласятся следующую вечность охранять новые врата, как это делают на востоке. Ты прав. Пока еще есть за что бороться. Да и могу ли я судить других, когда сама сейчас иду убивать?
– Мы можем вернуться домой.
Она с сожалением вздохнула:
– Очень хочется проявить эту слабость. Но… Нельзя оставлять таких врагов у себя за спиной. Мне придется все время оглядываться. Они мешкали целый год лишь потому, что я подолгу не сидела на месте и меня тяжело было выследить. Но теперь, когда я в их городе, мы встретимся.
Из водосточных труб хлестали водопады, вливаясь в стремительный поток маленькой речушки, которая неслась по мостовой, бурлила на поворотах и скатывалась с лестниц каскадами, собираясь между трех домов, стоявших в «низине» улицы, уже превратившейся в маленькое озеро. Вода через подвальные окошки, затопляя здания.
Пришлось искать обходной путь. Мы прошли через какую-то узкую клоаку и выбрались гораздо ниже, чем было надо.
– Уверена, что они знают о твоем присутствии? – на всякий случай спросил я.
– Вчера вызвали меня на дуэль!
– Что?!
Она серьезно взглянула на меня:
– Придурки. Еще бы со знаменем на лошади въехали ко мне в спальню. И впереди пустили герольдов с трубами и барабанами. Приходится признать, они куда более щепетильны, чем их двое мертвых братцев. Те били, не мешкая.
– И ты приняла вызов?
Гертруда скривилась:
– Не ответила им. Считаешь, я не права, что без предупреждения?
– Позволь мне не судить тебя, Гера.
Она резко, решительно кивнула, сжав губы.
– Конечно не права, – тут же встрял Проповедник, до этого момента отмалчивающийся. – Надо возлюбить врагов своих. Бог не простит подлого удара.
– Людвиг! Заткни его, или я за себя не ручаюсь! – взвилась моя спутница.
– Проповедник, погуляй где-нибудь.
Тот поднял руки в миролюбивом жесте.
– Молчу. Молчу. Молчу. Я знаю, что правда не популяр… – Пеликан и вправду заткнулся, когда колдунья ожгла его взбешенным взглядом, и умерил шаг, отстал, держась в отдалении, не желая попадать под горячую руку.
Через несколько минут купол, защищающий нас от непогоды, пропал. Пугало шарахнулось в сторону, точно ящерица прыгнуло под ближайший навес, который едва его скрыл. Одушевленный смотрел зло, словно ему в лицо плюнули.
– Близко подошли, – сказала мне Гера. – Волшебство может меня выдать. Прости.
– Мне мокнуть не впервой. Какой дом?
Она кивнула на одноэтажную развалюху с маленькими, грязными окнами, сломанным крыльцом и довольно хлипкой дверью.