А на следующий день снова появился возле баков, подкарауливая Рудольфа, который уже знал, что мальчик вернется, и насобирал ему более съестные остатки. Они сидели на крыльце, Эрик ел, а Рудольф потягивал косяк, что Эрик принес в обмен на ужин. Рудольф не хотел ничего брать с оборванца, но Эрик убедил того, что никогда не принимает подачки. Только честный обмен! На том и порешили. Теперь Рудольф собирал ему ужин, а Эрик приносил травку. Через несколько дней Эрик признался, что не хотел убивать местного торгаша метамфетамином Курноса, а только забрать его выручку и кристаллы, но оказалось, что вместо безобидного прокола, он задел аорту в поясничном отделе, и Курнос скончался от кровопотери. А местные подростковые банды теперь боятся Эрика. И получается, что боятся незаслуженно. Таков был Эрик. Он хотел заслужить уважение в честном поединке.
– Честь на улицах – явление редкое. Оно заслуживает уважение. Но ты совершил глупость, – сказал дядя Рудольфа, заведующий забегаловкой, где работал племянник.
Этот иссохший смуглый старикан с длинным хвостом из черных смольных волос, чью прическу Рудольф скопирует во взрослом возрасте, говорил тихо и медленно. Эрик понял, почему Рудольф его боялся – от таких тихонь никогда не знаешь, чего ожидать. Старик Абель руководил давнишним семейным бизнесом, который каждый член семьи уважал и тщательно скрывал от полицейских значков, но сам пробовать не имел право. Вот такой правильный был дядя Абель: распространял наркотики на районе, а своих детей нещадно порол и избивал, заставая за употреблением дерьма, что кормило его семью. Такая своеобразная мораль.
Вот и сейчас Абель вместе с тремя своими подручными – копии старика в молодости – сидели за круглым столом и фасовали гашиш по крохотным мешочкам. Рудольф стоял возле дальней стены, как бы не при делах – дядя не позволял мальчишке участвовать во взрослом бизнесе, пока тот не начнет зрело соображать. А пока Рудольф обязан терпеливо выполнять всю работу, что ему поручали в кафе, в подвале которого и функционировал настоящий семейный бизнес.
Эрик наблюдал за тем, как быстро и умело мужчины взвешивали и упаковывали коричневый порошок, будто это было обыденное занятие. У каждого висела кобура с револьверами и 93-ми Береттами, и Эрик, облизываясь, мечтал о том, как было бы здорово заиметь такие игрушки.
– С товаром Курноса ты бы уже имел несколько тысяч в кармане, – продолжал старик, не отвлекаясь от семейного занятия, – но ты убежал лишь с двумя сотнями. Испугался?
– Я никого не боюсь! – шикнул мальчуган.
– Значит, ты тупой. Если у тебя нет денег, значит, ты либо тупой, либо трус. Иного объяснения нет.
С минуту в подвале был слышен только звук шуршащего полиэтилена. Эрик знал, что у Абеля было для него задание, иначе он бы не выразил желание с ним встретиться, прознав о его дружбе с племянником. Из чего Эрик сделал вывод о своей славе, идущей впереди него. Но даже после случая с Курносом, он все еще оставался мелким хулиганом. Чтобы стать бандитом, надо было совершить по-настоящему мерзкий поступок, нежели случайное убийство уличного барыги.
– Сейчас весь товар и клиенты Курноса перешли к Ромашке. Если ты избавишься от него, я заберу все, что у них там запасено, а тебе отвалю по двадцатке за грамм, – сказал старик.
– Но он толкает грамм за сотку! – возразил мелкий бунтарь.
– А ты что, торгаш? У тебя есть клиенты? Или ты думаешь, что клиенты захотят покупать у незнакомца?
– У школьника, – засмеялся один из мужчин, сидевший спиной к Эрику.
Другие поддержали шутку и весело загоготали.
– Иди, малыш, не смеши. Принесешь товар, получишь неплохую прибыль. А там, может, я тебе еще работенку подкину, – сказал старик.
Рудольф понял, что дядя закончил разговор. И хотя Эрик не собирался оставлять их оскорбления без комментариев, Рудольф был настойчив, всем своим видом демонстрируя, что лучше дяде не перечить. Они вышли во двор.
– Этот старый пердун еще пожалеет о своих словах! – злился Эрик.
– Дядя Абель уже давно занимается бизнесом в этом районе. Он знает, что говорит, – пытался вразумить Эрика Рудольф.
– В том то и дело, что ему пора на пенсию!
Рудольф не стал возражать. Он и сам был не в восторге от того, что его до сих пор не подпустили к семейному делу. Ни пистолета, ни гашиша, его даже в подвал-то не пускают, заставляя заниматься бабскими делами в кухне кафе, мол, все они через это прошли, и традицию менять не собираются.
Эрик понимал, что пока он не совершит что-то по-настоящему важное, его так и будут принимать за взбесившегося молокососа. Он должен заявить о себе. О нем должны говорить, как о партнере, но никак не о мальчике на побегушках. И служить этой банде слабаков, играющих в крестных отцов, он не намеревался.
У Эрика созрел план. И, уставший от семейных уз, Рудольф стал первым новобранцем в его очередной шайке.