Бабетта сидит на краю великанской ладони, скрестив руки на груди, и нетерпеливо притоптывает мыском своего грязного «маноло бланика».
– Даже не верится, что в аду нет вайфая, – произносит она.
Наш воздушный корабль, наша провожатая Пшеполдница, идет ровным шагом, ее лицо озаряет мягкая посткоитальная улыбка.
С ее улыбкой может соперничать только улыбка Арчера, который уже успел полностью регенерироваться – от синего ирокеза до черных ботинок, – и теперь ухмыляется так широко, что булавка доходит почти до уха.
Далеко внизу, опираясь на трость и волоча за собой слишком длинную бороду, бредет иссохший старик. Я спрашиваю у Арчера, не демон ли это.
– Да какой, на хрен, демон? – усмехается он, тыча пальцем в старика. – Это Чарлз Дарвин!
Арчер выдает мощный плевок, который падает, падает, падает вниз и приземляется так близко от старика, что тот поднимает голову. Встретившись с ним взглядом, Арчер кричит:
– Эй, Чак! Все еще выполняешь работу за дьявола?
Дарвин поднимает иссохшую руку с набухшими венами и показывает Арчеру средний палец.
Как выясняется, христианские креационисты-фундаменталисты были правы. Жаль, что нельзя рассказать родителям: Канзас победил в споре. Да, все эти дремучие вырожденцы и святоши, таскающие в церковь змей, оказались умнее моих мамы с папой, светских гуманистов и миллиардеров. Темные силы зла
На горизонте, на фоне горящего оранжевым неба, вырисовывается силуэт какой-то постройки.
Задрав голову кверху, глядя на огромное, парящее над нами полной луной лицо нашей удовлетворенной демонической великанши, Леонард кричит:
–
– Это по-сербски, – поясняет мне Леонард. – Выучил пару слов на занятиях по углубленной программе.
Здание вдалеке еще частично скрыто за горизонтом, но мы приближаемся, и по мере того, как сокращается расстояние, нашему взору открывается целый комплекс из флигелей и многочисленных сложных пристроек.
Как я хвасталась раньше, все лучшие люди мертвы. Здесь, в аду, я недавно, но уже повидала немерено знаменитостей со всех времен. Даже сейчас, заглянув через край великанской ладони, я указываю на крошечную фигурку внизу и кричу:
– Эй, смотрите!
Паттерсон прикрывает глаза рукой, резко подносит ее ко лбу, словно отдает честь, поворачивается в ту сторону и спрашивает:
– Ты имеешь в виду вон того старикашку?
Этот «старикашка», объясняю я ему, не кто иной, как Норман Мейлер.
Здесь, в аду, просто не пройдешь, не задев локтем какую-нибудь знаменитость. Мэрилин Монро, Чингисхан, Кларенс Дэрроу и Каин. Джеймс Дин. Сьюзен Зонтаг. Ривер Феникс. Курт Кобейн. Честное слово, состав местного населения напоминает список гостей на большой вечеринке, за приглашение на которую мои мама с папой продали бы душу. Рудольф Нуреев. Джон Кеннеди. Фрэнк Синатра и Ава Гарднер. Джон Леннон и Джими Хендрикс, Джим Моррисон и Дженис Джоплин. Какой-то непреходящий Вудсток. Если бы мой папа знал, какие возможности для делового общения открываются здесь, в аду, он бы, наверное, сразу же наглотался крысиного яду и бросился на самурайский меч.
Просто чтобы поболтать с Айседорой Дункан, моя мама открыла бы дверь аварийного выхода и покинула бы свой арендованный самолет во время полета.
Да уж, тут поневоле преисполнишься жалости к бедным душам, сподобившимся пройти через райские врата. Я живо представляю унылый зал для почетных гостей где-нибудь на небесах: безалкогольная вечеринка с мороженым при участии Гарриет Бичер-Стоу и Махатмы Ганди. Уж точно не самое привлекательное событие в светском календаре.
Да, мне тринадцать, я толстая и мертвая, но не комплексую по этому поводу, как те неуверенные в себе лица нетрадиционной ориентации, которые постоянно поминают всуе Микеланджело, Ноэла Кауарда и Авраама Линкольна, чтобы повысить свою самооценку. Если ты умер И К ТОМУ ЖЕ угодил в ад, это само по себе показатель, что ты совершил сразу две крупных ошибки, но я хотя бы оказалась в очень-очень хорошей компании.