Моя мама всегда говорила: «Мэдисон расскажет вам о себе все-все-все, кроме правды». Что означает: не ждите, что я стану разоблачаться и откровенничать о своем глубоко личном «я». Вы вольны объяснить мою сдержанность тайным, подавленным чувством стыда, но это будут лишь ваши домыслы. Может быть, я и окончила только семь классов, вероятно, я очень наивна, и у меня нет никакого серьезного опыта, но я не настолько отчаянно жажду внимания, чтобы делиться с чужими людьми самым заветным и сокровенным, что у меня есть, бла-бла-бла…
Все, что вам нужно знать: я уже на том свете. Я мертва и, судя по моему опыту, – я сама признаю, что достаточно скудному, – все лучшие люди тоже. В смысле, тоже мертвы. Хотя я не уверена, что события, произошедшие уже после моего фатального передоза, можно считать «жизненным опытом».
Я мертва и сижу на ладони демонической великанши, а она несется по адскому ландшафту, буквально съедая шагами милю за милей. Со мной мои новые соотечественники: Леонард, Паттерсон, Арчер и Бабетта. Умный отличник, тупой спортсмен, бунтарь и королева школьного бала. С эргономической точки зрения, путешествовать на огромной ладони очень даже удобно. Как в салоне первого класса «Сингапурских авиалиний» в сочетании с мягким покачиванием люксового вагона Восточного экспресса. С такой высоты, сравнимой со средним ярусом Эйфелевой башни или верхушкой лондонского колеса обозрения, нам хорошо видны местные достопримечательности. И немалое количество низвергнутых в ад знаменитостей первой величины.
Тупой спортсмен, футболист Паттерсон, обращает наше внимание на самые выдающиеся места: горы Дымящихся Собачьих Какашек… болото Прогорклого Пота… луг, как будто покрытый вереском, только это не вереск, а ногтевой грибок, бесконтрольно разросшийся без лечения.
Удобно устроившись на гигантской ладони, Леонард объясняет, что рост Пшеполдницы – ровно триста локтей. Наша провожатая-тире-внедорожник – потомок ангелов, взиравших на землю с небес и воспылавших безудержной похотью к смертным женщинам. Эта история, по словам Леонарда, восходит к святому Фоме Аквинскому, который еще в тринадцатом веке писал, что ангелы спустились на землю в обличии инкубов – сильно возбужденных, сексуально озабоченных сверхсуществ. Эти ангелы сотворили со смертными женщинами всякие непотребства, в результате чего родились великаны вроде Пшеполдницы. Сами же похотливые ангелы были изгнаны в ад и стали демонами. Может быть, этот сценарий покажется вам совершенно нелепым, но имейте в виду: в аду святого Фомы Аквинского нет и не было, так что он наверняка что-то знал.
Точно так же, продолжает Леонард, когда земные мужчины преисполнились вожделения к ангелам в Содоме и Гоморре, Бог всыпал им по первое число. Огненный дождь, соляные столпы, все дела.
Да, это несправедливо, но, похоже, единственный из бессмертных, кому дозволено предаваться распутству со смертными, – это сам Господь Бог.
Прошу прощения, что постоянно использую слово на букву «б». Трудно избавиться от старых привычек.
– Ври дальше, – усмехается Паттерсон, отвесив Леонарду подзатыльник. – Еретик хренов!
– А можно не выражаться? – говорит Бабетта. – А то мне как будто насрали в уши.
Арчер машет рукой нескольким демонам. Кричит сверху какому-то крупному, мускулистому блондину с оленьими рогами на голове:
– Эй, Кернунн! Привет, братан!
Леонард шепчет мне на ухо, что это низвергнутый кельтский бог оленей. Нашего христианского дьявола не просто так изображают рогатым, поясняет он, это явная шпилька в адрес Кернунна.
Арчер замечает другого демона, чуть подальше, и поднимает вверх два больших пальца. Демон с головой льва со скучающим видом поедает мертвого адвоката. Сложив ладони рупором у рта, Арчер кричит:
– Как жизнь, Мастема?
– Князь духов, – шепчет мне Леонард.
Все это время Бабетта постоянно спрашивает:
– Который час? Сегодня все еще четверг?