Прокляты и убиты

Кормежка в столовой скудела, нормы закладок в котлы убывали, животные жиры и мясо заменялись какой-то химической смесью, именуемой словом «лярд». Каша становилась все ближе к размазне, в жидком супе уже не рыбий кусок плавал, а какое-то бурое крошево то ли крупы, то ли картошки. Дежурства на кухне солдаты ждали как праздника. Выпадало дежурство примерно раз в месяц, и тем дороже был праздник. Лешку Шестакова назначили старшим наряда в овощной цех. Он быстренько поставил варить картошку для себя и своего наряда – Талгата и братьев Снегиревых. На разгрузке Лешке дали добрую горбушку хлеба, он тут же разделил ее между бойцами.

Талгат. Пасиб, Лошка, бальшой пасиб. Самый замечательный продукция – килэп.

Шестаков. А если вдруг свинину дадут, будешь есть?

Талгат. Сайтын алгыр! Буду. Аллах разрешил из-за война.

Талгат упорно учился говорить по-русски, потому как старшина Шпатор ему внушал, что все команды на войне подаются на русском языке, и если скомандуют «вперед», а он побежит назад, тогда ему хана. Слово «хана» Талгат запомнил сразу и старшину называл «нашальник Хана».

На кухне было тепло, наряд дружно чистил картошку для закладки в котлы, и Талгат тихонько запел.

Талгат

Ортамызда толеген коп жил отти
Нелер колип бул баска, нелер агугай

Шестаков. Громче пой, Талгат, скоро наша картошка сварится.

Талгат

Айын тусын оныннан
Жулдызын туын солыннан.

Лешка снял с плиты котелок, растолок поленом картошку, раскидал по мискам. Плеснул в свою лярда.

Талгат. О-ох, Лошка! Мал-мал жадничать, много-много сортир бегать.

Шестаков. Да ниче, у северян брюхо закаленное, строганину едим с солью, с перчиком.

После сытной еды всех сморило, приткнулись кто где, спят.

Никогда у Лешки не было столько подходящего времени, чтобы жизнь свою вспомнить. Отец его был из ссыльных, большой, угрюмый мужик. С рыболовецкой бригадой он месяцами пропадал в устье Оби. Возвращался еще более угрюмый, швырял посередь избы матерого осетра да в грязной тряпице комок бумажных денег. И все это молчком, ни на кого не глядя. Однажды он не вернулся – утонул с артелью. Мать снова вышла замуж и родила одну за другой двух девчонок. Сестер Лешка любил, но с отчимом отношения не сложились. Помнил Лешка редкую ласку отца и слова его, однажды сказанные: «Ты че такой худой-то? Ты ешь, парень. Ешь, крепче будешь. Расейскому мужику надо быть крепким. Его такая сила гнет, что слабому не устоять». Помнил Лешка те слова, а теперь вот начал осознавать их глубокий смысл – припекло!

Шпатор. Эт-то что такое, памаш? Шестаков, почему у тебя люди спят?

Шестаков. Хотят, вот и спят.

Шпатор. А завалка?

Шестаков. Какая? Куда завалка?

Шпатор. В котлы! Я что ли обеспечивать завалку буду, памаш?

Шестаков. Да успеем мы, успеем. Поспят ребята. Да как навалятся…

Но Шпатор уже тряс бойцов за шиворот.

Шпатор. Спать сюда приехали? Спать? Я вам покажу, памаш!